Лирика - [3]

Шрифт
Интервал

        Будто разом просила прощенья
        У всего, что прошло под винтом.
        А под крыльями — пыльное буйство.
        Травы сами пригнуться спешат.
        И внезапно — просторно и пусто,
        Только кровь напирает в ушах.
        Напрягает старуха вниманье,
        Как праматерь, глядит из окна.
        Затерялись в дыму и тумане
        Те, кого народила она.
        И хотела ль того, не хотела —
        Их дела перед ней на виду.
        И подвержено все без раздела
        Одобренью ее и суду.

1966

" Вокзал с огнями неминуем "

        Вокзал с огнями неминуем.
        Прощальный час — над головой.
        Дай трижды накрест поцелуем
        Схватить последний шепот твой.
        И, запрокинутая резко,
        Увидишь падающий мост
        И на фарфоровых подвесках —
        Летящий провод среди звезд.
        А чтоб минута стала легче,
        Когда тебе уже невмочь,
        Я, наклонясь, приму на плечи
        Всю перекошенную ночь.

1966

" И что-то задумали почки, "

        И что-то задумали почки,
        Хоть небо — тепла не проси,
        И красные вязнут сапожки
        В тяжелой и черной грязи.
        И лучшее сгинуло, может,
        Но как мне остаться в былом,
        Когда эти птицы тревожат,
        Летя реактивным углом.
        Когда у отвесного края
        Стволы проступили бело,
        И с неба, как будто считая,
        Лучом по стволам провело.
        И капли стеклянные нижет,
        Чтоб градом осыпать потом,
        И, юное, в щеки мне дышит
        Холодным смеющимся ртом.

1966

Я ПРИШЁЛ БЕЗ ТЕБЯ

        Я пришёл без тебя. Мать кого-то ждала у крыльца.
        Всё здесь было помечено горестным знаком разлуки.
        И казалось — овеяны вечностью эти морщины лица,
        И казалось — так древни скрещённые тёмные руки.
        Я у грани страданья. Я к ней обречённо иду.
        Так огонь по шнуру подбирается к каменной глыбе.
        И зачем я пришёл? И зачем я стою на виду?
        Лучше мимо случайным прохожим пройти бы…

[1962–1965]

" В бессилье не сутуля плеч "

        В бессилье не сутуля плеч,
        Я принял жизнь. Я был доверчив.
        И сердце не умел беречь
        От хваткой боли человечьей.
        Теперь я опытней. Но пусть
        Мне опыт мой не будет в тягость:
        Когда от боли берегусь,
        Я каждый раз теряю радость.

[1962–1965]

" Зелёный трепет всполошенных ивок "

        Зелёный трепет всполошенных ивок,
        И в небе — разветвление огня,
        И молодого голоса отрывок,
        Потерянно окликнувший меня.
        И я среди пылинок неприбитых
        Почувствовал и жгуче увидал
        И твой смятенно вытесненный выдох,
        И губ кричащих жалобный овал.
        Да, этот крик — отчаянье и ласка,
        И страшно мне, что ты зовёшь любя,
        А в памяти твой облик — словно маска,
        Как бы с умершей снятая с тебя.

1966

" Эскалатор уносит из ночи "

        Эскалатор уносит из ночи
        В бесконечность подземного дня.
        Может, так нам с тобою короче,
        Может, здесь нам видней от огня…
        Загрохочет, сверкая и воя,
        Поезд в узком гранитном стволе,
        И тогда, отражённые, двое
        Встанем в чёрно-зеркальном стекле.
        Чуть касаясь друг друга плечами,
        Средь людей мы свои — не свои,
        И слышней и понятней в молчанье
        Нарастающий звон колеи.
        Загорайся, внезапная полночь!
        В душном шорохе шин и подошв
        Ты своих лабиринтов не помнишь
        И надолго двоих разведёшь.
        Так легко — по подземному кругу,
        Да иные круги впереди.
        Фонарём освещённую руку
        Подняла на прощанье: «Иди…»
        Не кляни разлучающей ночи,
        Но расслышь вековечное в ней:
        Только так на земле нам короче,
        Только так нам на свете видней.

28 марта 1966

" Уже огромный подан самолёт "

        Уже огромный подан самолёт,
        Уже округло вырезанной дверцей
        Воздушный поглощается народ,
        И неизбежная, как рифма «сердце»,
        Встаёт тревога и глядит, глядит
        Стеклом иллюминатора глухого
        В мои глаза — и тот, кто там закрыт,
        Уже как будто не вернётся снова.
        Но выдали — ещё мгновенье есть! —
        Оттуда, как из мира из иного:
        Рука — последний, непонятный жест,
        А губы — обеззвученное слово.
        Тебя на хищно выгнутом крыле
        Сейчас поднимет этой лёгкой силой, —
        Так что ж понять я должен на земле,
        Глядящий одиноко и бескрыло?
        Что нам — лететь? Что душам суждена
        Пространства неизмеренная бездна?
        Что превращает в точку нас она,
        Которая мелькнула и исчезла?
        Пусть — так. Но там, где будешь ты сейчас,
        Я жду тебя, — в надмирном постоянстве
        Лечу, — и что соединяет нас,
        Уже не затеряется в пространстве.

1966

" Скорей туда, на проводы зимы! "

        Скорей туда, на проводы зимы!
        Там пляшут кони, пролетают сани,
        Там новый день у прошлого взаймы
        Перехватил веселье с бубенцами.
        А что же ты? Хмельна иль не хмельна?
        Конец твоей дурашливости бабьей:
        С лихих саней свалилась на ухабе
        И на снегу — забытая, одна.

Еще от автора Алексей Тимофеевич Прасолов
На грани тьмы и света

В этой книге, в тревожных прасоловских строках внимательный, чуткий к поэтическому слову читатель найдет философское размышление о Времени и Пространстве, о смысле Бытия, о предназначении Человека в этом Мире, почувствует боль и радость живой души, мятущейся в поисках истины, родственного отклика, любви… Предостерегая от надвигающейся тьмы, Поэт и сегодня напоминает каждому из нас о главном — «нам сужден проницательный свет, чтоб таили его, не губя…» По сохранившимся в архиве А. Т. Прасолова рукописям стихотворений 1962—1966 годов воспроизведены их первоначальные варианты, которые отличаются от прижизненных публикаций автора.  .


Стихотворения

В книгу избранных стихотворений поэта Алексея Прасолова (1930—1972) вошли лучшие произведения из четырех его прижизненных сборников, а также из посмертно изданной книги «Осенний свет» (Воронеж, 1976) и публикаций последнего времени.


Рекомендуем почитать
Трава и дым

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Простудятся в траве босые осы…

«Простудятся в траве босые осы…» – шестой сборник стихов поэта Алексея Горобца из станицы Полтавской Краснодарского края.В новом (шестом) поэтическом сборнике поэт, сохраняя свойственную ему цветовую палитру и метафоричность, заметно меняет привычную тональность своих стихов.


Обыкновенный день

Трудовая жизнь Николая Постарнака началась в Краснодаре. Первые строки родились на строительных лесах. Затем, в 1962 году, стихи появились в альманахе «Кубань». Книжка «Обыкновенный день» — результат долгих лет творческого роста поэта на Кубани, на Крайнем Севере. Однако его стихи интересны не только географическим разнообразием — они удивительно искренни, потому что продиктованы жизнью и написаны самостоятельной рукой.


Английская лирика первой половины XVII века

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Женщина за стеной

Книга лирики известного поэта Константина Ваншенкина «Женщина за стеной» состоит из двух частей: «Щека к щеке» (новые стихи) и «Фрагмент» (из прежних книг).


Проталины

…Мне многое нравится в поэтической работе молодой сибирячки Светланы Кузнецовой. Мне по душе ее лирические раздумья, любовь к русской природе, мне нравятся ее поиски самоцветного слова.Александр Прокофьев.