Лирика - [2]

Шрифт
Интервал

а там, за окном, — леденящая тьма.
Он спит, улыбаясь, и видит во сне
цветущее поле, лазурь в вышине.
И маму — вся в белом танцует она,
за ней — циферблат, как большая стена.
Колеблются стрелки, и полночь близка,
но шепчет родная: «Не время пока…»
Но что это? Выстрелы слышатся вдруг,
стреляют, стреляют, стреляют вокруг!
Часы накренились и рушатся вниз,
и мама исчезла… И голос: «Проснись!»
Проснулся он, пот отирает с виска.
«Ой, мама!» — к листовкам рванулась рука.
Но нету листовок и матери нет…
За окнами теплится хмурый рассвет.
Он мать окликает, но вновь тишина.
Вдали трескотня пулеметов слышна…
Внезапно догадка мелькнула в уме —
он бросился к двери и скрылся во тьме.
Бежит он, в кармане зажав пистолет,
и видит — по городу тянется след:
на стенах, деревьях, на окнах квартир —
листовки, листовки, как белый пунктир.

Похороны Скандерберга[6]

Вздымая пыль, вперед помчались кони.
В атаку снова бросился осман.
«Где Скандербег отважный похоронен?» —
Враги ревели, словно ураган.
Земля под ними плакала в печали,
Оделось небо черной пеленой.
Все поле янычары обыскали…
А под копытами лежал герой.
И наконец нашли его османы.
Костьми доспехи стали украшать —
Его останки, точно талисманы,
Должны в боях бессмертье даровать!
И прах героя в битвах рассыпая,
Метались турки по путям войны.
Несли они на север от Дуная
Его останки из родной страны.
В жестоких битвах янычары пали.
Они смешались с пылью на полях,
И там, где вечно зеленеют пальмы,
И там, где вьюга мечется в ветвях.
Останки Скандербега вместе с ними
Погребены в неведомой земле —
В лесах и под стенами крепостными,
В горах Балканских и в Чанак-Кале.[7]
Где сердце Скандербега опочило?
И где рука, дружившая с мечом?
Лишь камни на бесчисленных могилах,
Лишь звезды смотрят в сумраке ночном.
Быть может, над костями воют волны,
Свистит метель близ неподвижных рук.
Над черепом дежурят львы безмолвно,
И волки собираются вокруг.
Но по ночам не спится полководцу
Ни в глубине реки, ни на скале,
Ни там, где ветер озлобленный бьется,
Где волны стонут под Чанак-Кале.
В могиле было тесно великану,
Его укрыть могила не смогла.
Умчался он, подобно урагану,—
Его манили ратные дела.
Умчался он в неведомые дали,
Чтоб видеть поражение врагов.
А может быть, героя призывали
Места былых походов и боев?
Над Скандербегом южных звезд сиянье,
В чужих снегах лежит он недвижим.
Как далеко он от родной Албании!
Тоска о ней овладевает им.
Там ждут его албанские селенья
В ущельях горных и в долинах рек.
Уходят и приходят поколенья.
Но жив в сердцах великий Скандербег!

Смерть Моиси Големи[8][9]

Он молчал, цепями скован.
Голова в крови.
А султан, как черный ворон,
Каркал: «Говори!
То ли ты лишился слуха,
То ли — языка?
Отвечай, неверный! Ну-ка!
Ты ведь жив пока».
Нет в плечах могучей силы.
Темен белый свет.
«Я мертвец», — как из могилы
Слышится в ответ.
Закричал султан в волненье,
Пряча торжество:
«Львам голодным на съеденье
Бросьте-ка его!»
…Изошли слезами реки.
Желтый лист опал.
Так погиб в далеком веке
Славный генерал.

Россия[10]

Не заходит солнце на просторе
Той земли, не знающей конца.
Словно степи,
Широки сердца,
А глаза там
Голубее моря.
Как амфитеатр, воздвиглись горы,
Окружив гигантский яркий сад.
На ступенях зрители сидят —
Сосны и притихшие озера —
И глядят с синеющих высот,
Как Россия гордая цветет.

Первое слово[11]

Пишут малыши, склонив головки,
слово «мир», стараются, сопят.
Маленькие пальчики неловки —
трудная задача у ребят.
И хотя работы много разной
будет впредь у грамотной руки,
ничего нет чище этой грязной
вкривь и вкось написанной строки.

Ленин[12]

Читаешь ему, бывало, стихи,

а он задумчиво смотрит в окно

на заходящее солнце…

Н. К. Крупская
Об Ильиче я думал столько раз!
Я слов искал особого накала,
но имя Ленин редко, как алмаз,
в моих стихотворениях сверкало.
Ведь полыхать он должен, как заря,
жить среди шквалов революционных,
шагать в морозных вьюгах Октября
под шелест флагов, бурей опаленных.
И часто рвал стихи я, брови хмуря, —
казалось мне, что в них живет не буря,
а запах трав и спелого зерна,
где сон тропинок стережет луна…
Но ничего… Пускай любимый Ленин
живет в полях, что с детства мне близки,
идет по тихим улицам селений
и слушает, как шелестят дубки.
Шагал он через бури, в непогоду,
сквозь грозные октябрьские ветра,
но кто еще, как он, любил природу
и тишину крестьянского двора!
Имел он душу чуткую поэта,
любил цвета заката и рассвета,
и над озерной гладью паруса,
и в утреннем багрянце небеса…
В рассветной дымке солнца алый шар
напоминал ему восход России,
а на закате огненный пожар —
кровь тех, кто жизнь Отчизне подарил.
И в этот час, когда за грань земли
медлительное солнце заходило,
он знал, что поднимается вдали
другое — незакатное светило.
Вождя сейчас я вижу как живого,
звучит спокойно ленинское слово,
мне кажется — весь мир наполнен им:
«Завоеванья наши отстоим!»

Аккордеон на границе[13]

Над Дрином проносятся тучи понуро…
В полночном безмолвии аккордеон
поет, не смолкая, о волнах Амура —
мелодией вальса простор напоен.
Поют пограничники. В вальсе старинном
встает перед ними большая страна.
Амур в этой песне становится Дрином —
бьет в берег албанский Амура волна.

Тучи[14]

На чужбине, вдали
От родимой земли,
Пал солдат у подножья горы.

Еще от автора Исмаиль Кадарэ
Генерал армии мертвых

Роман «Генерал армии мертвых» — это произведение о минувшей мировой войне, несмотря на то, что действие развертывается много позже, в мирное время. Два официальных представителя неназванной страны (но, несомненно, Италии, на сей счет у читателя не остается никаких сомнений) прибывают в Тирану с печальной миссией: посетить места захоронений своих солдат и с помощью выделенных албанскими властями рабочих произвести эксгумацию с тем, чтобы вернуть останки армии на родину…Этот роман албанского писателя И.


Вестник беды. Islama nox

Исторический сюжет в сочетании с современной лаконичной манерой письма придает особую привлекательность произведениям Исмаиля Кадарэ — албанского писателя, многократного претендента на Нобелевскую премию. Предлагаемая вниманию читателя новелла характерна для Кадарэ: она о волнующей не только его теме Востока и Запада, об устремлении из мира несвободы в свободный мир. Как отмечал один из французских критиков, Кадарэ «с необычайной легкостью обращается к истории, находя в ней множество созвучий с современностью».


Великая Стена

Исмаиль Кадарэ (Ismail Kadare; род. в 1936 г.) — албанский поэт, прозаик, эссеист, лауреат нескольких литературных премий, член Французской академии. Окончил историко-филологический факультет Тиранского университета, Литературный институт в Москве. Автор поэтических сборников «Мой век» («Shekulli im», 1961), «О чем задумались эти горы» («Perse mendohen këto male», 1964), «Время» («Koha», 1977); романов «Загубленный апрель» («Prilli i thyer», 1978), «Кто привел Дорунтину» («Ckush е solli Doruntinën», 1986), «Пирамида» («Piramida», 1992)


Прощальный подарок Зла

Исмаиль Кадарэ — многократный кандидат на получение Нобелевской премии по литературе; первый лауреат Международной Букеровской премии. Учился в университете Тираны, а затем в Литературном институте им. А.М.Горького (Москва). С 1996 г. — иностранный член Французской академии.Новелла "Прощальный подарок Зла" ("Lamtumira е së keqes") публикуется по двуязычному албанско-французскому изданию сочинений (Vepra, т. 3. Fayard, 1995).


Рекомендуем почитать
Жемчужины любовной русской лирики. 500 строк о любви. XIX век

Стихи о любви всегда искренни, пронзительны и проникновенны. В русской поэзии именно теме любви посвящены одни из лучших поэтических жемчужин. Насладитесь красотой и великолепием лучшей любовной лирики русских поэтов!


Обыкновенный день

Трудовая жизнь Николая Постарнака началась в Краснодаре. Первые строки родились на строительных лесах. Затем, в 1962 году, стихи появились в альманахе «Кубань». Книжка «Обыкновенный день» — результат долгих лет творческого роста поэта на Кубани, на Крайнем Севере. Однако его стихи интересны не только географическим разнообразием — они удивительно искренни, потому что продиктованы жизнью и написаны самостоятельной рукой.


Обыкновенная любовь

Девушки гадают на суженых и грезят о любви, обязательно необыкновенной. Да и юноши не чуждаются романтических переживаний. И так – из века в век, во все времена. Что же обретают в итоге? – кто большое, светлое и взаимное чувство, кто – печали и разочарования, кто – семейные радости и проблемы. Возвышенные мечты воплощаются в обыкновенную земную любовь. Или правы юные: любовь никогда не бывает обыкновенной?


100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.


Паром через лето

Хорошие стихи всегда больше своего видимого, типографского объема. Потому что пишутся они не столько словами, сколько тем, что как бы само собою возникает вокруг слов, между ними. Юрий Гречко, чья первая книжка «Паром через лето» перед вами, хорошо понял этот «секрет». Вот завершающая строфа его стихотворения «Маневры»:...А кто‑то сорвет землянику и скажет:— Горчит…В траву упадет,рассмеется, потом замолчит.И будет, наверно, лежатьголова к головес солдатом без имени,давшим начало траве.Конечно же, эти стихи больше, чем случай на маневрах, — они о преемственности, о поколении детей, вступивших в солдатский возраст погибших отцов.


Женщина за стеной

Книга лирики известного поэта Константина Ваншенкина «Женщина за стеной» состоит из двух частей: «Щека к щеке» (новые стихи) и «Фрагмент» (из прежних книг).