Лирические произведения - [46]

Шрифт
Интервал

Он потерял своих
и вышел в тыл
                          к японцам,
к нему — наперерез
шли флаги
                с желтым солнцем.
На шлюпки!
                     Двадцать рук
оторвались от троса,
но в корабле,
                         внизу,
остались два матроса.
Зальются
                   очи вдов
горючими слезами…
— Микаде, что ли,
                              сдать
Андреевское знамя?
Помилуй нас господь!..
Задраить
                   горловины… —
И клепаный кингстон
как зев
           открылся
                          львиный.
И родился фонтан.
Предание
                  хранит он.
И Тихий океан
волнуется
                  гранитом.
Не устает
                вода
в кингстон открытый литься.
И живы
            имена
на бронзовой таблице…
Сиять шапки!
                     Слава им.
На рукотворной глыбе
живут
          два моряка.
Не умерла их гибель.
Но есть
              и Красный флаг!
На пристани у пирса
другой судьбы
                           корабль
к граниту прикрепился.
Он дремлет.
                   Тишина.
Лишь пушки да приборы…
Но как мне увидать
вас,
           моряки «Авроры»?
Где первый комиссар?
Где бомбардир-наводчик?
И делегаты
                       где
от питерских рабочих?
Ваш крейсер
                    в три трубы
пол — от кормы до носа!
Но как
             вам доложить,
куда ваш залп донесся
и как
             на кумаче
призыв «За власть Советов»
стал
         утренней зарей
двух полушарий света?
Где ваши имена?
Куда вы делись,
                        братцы?
Нам надо ж постоять,
подумать,
                разобраться,
кто жив,
                а кто погиб
с заветными словами…
И шапки снять
                           с голов,
склоненных перед вами.
Весь Ленинград
                           вас ждет.
Пора и в бронзу влиться,
чтоб были
                  всем видны
живые ваши лица.
Ни взгляда.
                 Ничего
не говорит искусство.
Товарищи!
                    Без вас
на набережной пусто.

РОЖДАЕТСЯ КОРАБЛЬ

Звенит
           Двадцатый век,
вплывая в новогодье.
На верфи,
                        среди вех
в балтийском многоводье,
рождается корабль…
Над ним —
               из кранов арка.
Он смотрит сверху в рябь.
Прочна
              электросварка
на незаметных швах.
Ему семь дней без году.
Сегодня —
               первый шаг
со стапелей на воду.
Рождается корабль.
Он
         ледоколом будет.
Всей Арктики кора
ему
      подвластна будет.
Дадут тепло
                  и ход
урановые стержни,
и разойдется
                        лед,
покрытый пухом снежным,
оставит он
                    как след
не ядовитый стронций,
а новой жизни
                           свет
под ледовитым солнцем.
На корпус молодой
глядит
             с улыбкой детской
кораблик золотой
иглы Адмиралтейской.
И по пути
              на верфь
вдоль невского простора
сигналит:
                   «Все наверх!»
любовь Невы — «Аврора».
Два спутника летят
к нему
          вокруг планеты
и первыми хотят
отметить новость эту!
Рождается
                  корабль.
Я правды не нарушу,
когда скажу:
                   не слаб
в него вложивший душу
советский человек —
монтажник
                 или автор.
Он создал на Неве
одно из лучших завтр —
реактор жизни,
                            где
стал — не бездушным катом,
а братом —
                   на людей
работающий атом.
Я счастлив,
                    что живу,
когда живым кристаллом
сбываться
                     наяву
несбыточное стало;
что новый ледокол
уже водой обрызган,
что слово
                «далеко»
сошлось со словом
                                     «близко»;
что Партия,
                 чью мысль
над миром поднял Ленин,
по льдам нас провела
на мыс
           Осуществленья.
В путь!
            Людям покажись!
Пусть Хиросима видит,
чье сердце
                    любит жизнь,
чье — злобно ненавидит.
Советский человек,
твой подвиг благородный
спасает
             мир и век
от смерти водородной;
твой труд —
               надежный щит
рождающимся детям,
и вечный лед
                        трещит
для счастья на планете!
А на Неве
                 корабль
глядится в отраженье,
в похожий
                  на Октябрь
день своего рожденья.

ДЖОН РИД

Вот —
              Смольный институт…
Под меловым карнизом
уж сорок лет
                        идут
столетья коммунизма.
И тут стоял Джон Рид.
И, кажется,
                   опять он.
Блокнот его открыт.
Октябрь
              ему понятен.
Понятен дым костров,
понятен каждый митинг,
и Ленин —
                   с первых слов
понятен,
               вы поймите,
американцы!
                        Джон
нас понял с полувзгляда.
Такими вот,
                       как он,
вам бы гордиться надо!
По-летнему
                    раскрыт
его рубашки ворот;
сквозь патрули
                        Джон Рид
проходит через город.
Толпою
             Летний сад
заполнен до обочин.
Садится
               самосад
он покурить с рабочим.
А рядом крик с трибун:
— Спасите Русь
                            от хама!
Встал
              большевицкий гунн! —
ораторствует дама.
Через плечо пальто
и в Смольный,
                       там — горнило.
Рид разобрался:
                             кто
Керенский, кто Корнилов…
Америка!
             Твой сын
нас понял с полувзгляда.
Таким —
                  как он один —

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.