Лирические произведения - [41]

Шрифт
Интервал

громады
             темные
вдоль Невского проспекта,
тень
        золотой иглы,
секиры на ограде…
И что
         сказать еще
о спящем Ленинграде?
На Троицком мосту
он виден в небе мглистом,
как прошлого
                        корабль,
как будущего
                     пристань…
Что город думает?
О чем его забота?
Как сон?
              Как дышит грудь
Балтийского завода?
О чем задумались
четыре
            исполина,
что держат Эрмитаж
на онемевших
                         спинах?
О белой женщине
на набережной сонной,
сидящей
              под ночной
ростральною колонной?
Что Невский говорит,
кварталы
                  удлиняя?
Не снится ли ему
Дорога
               Ледяная?
Растаяла?..
                  Но сон
тревожит мостовую —
проспекту
                   не забыть
подругу фронтовую…
А не болят ли в ночь
под вывеской
                         нарядов
заделанные швы
пробоин
              от снарядов?
Три раза
              бьют часы
на каланче старинной.
Что чувствуют
                          сейчас
зеркальные витрины?
Опять
              мешки с песком
блокадные им снятся,
хотя
           у кренделей
пирожные теснятся…
А булки думают
о том,
             что были б рады
испечься не теперь,
а в голый год
                       блокады.
На набережной —
                             тишь…
Не отрывая взора,
как набожный,
                         стою
у крейсера «Аврора».
Что снится кораблю?
Да тема сна
                      все та же —
скучает о своем
октябрьском
                       экипаже.
Пороховым нутром,
сердцами
                 пушек старых
грустит о моряках,
о красных комиссарах…
А как
         мои шаги?
Вокруг домов и мимо?
И рядом
               снова нет
шагов моей любимой?
Но город
               будто мне:
«Отчаиваться рано.
И у меня была
здесь
         на асфальте
                                 рана…»
Светлеешь,
                   Ленинград?
Цветы росой намокли.
Я здесь
             не делегат,
и не турист с биноклем,
и не знаток стекла,
картин
             или жемчужин.
Я просто человек,
которому
                  ты нужен.
И ты —
            как человек,
готовым и за по́лночь
всей
        красотой своей
прийти ко мне на помощь,
великой
              красотой
хлебнувших горя улиц,
светлеющих
                   от крыш,
где статуи проснулись.

КАРИАТИДЫ

Есть статуи
                     среди
стоящих в Ленинграде:
извилистых
                       бород
мифические пряди,
русалочьи тела
скульптурных
                          полуженщин.
За них отдать бы жизнь! —
так облик их
                      божествен.
Но это не Петры,
не Павлы
                  и не Анны.
Рабы дворцовых стен
безвластны,
                       безымянны.
Они стоят не в честь
заслуг или талантов —
тут
         труд кариатид,
тут
     каторга атлантов.
Незрячи
              их глаза,
опущенные книзу.
Их служба —
                   подпирать
столичные карнизы.
Не смотрят на ступни
сих статуй
                  старожилы.
Но как напряжены
их мраморные
                           жилы!
Как давят этажи!
Как пот течет
                       по скулам!
В поэмах им бы жить —
Гераклам
                  и Микулам.
Но тут
          они — ничто.
Никто о них не скажет.
На них —
             искусствовед
и взглядом не покажет.
А что сказать?
                         Рабы,
чьи головы наклонны —
чтобы нести
                        столбы,
чтобы держать
                            балконы;
держать, держать, держать
колонны,
               стены,
                            своды, —
без прав,
               без слов,
                              без слез,
без будущей свободы;
поддерживать
                         дворцы
при бронзовой ограде,
любовников
                      держать
на белой балюстраде;
паркетные полы
терпеть
            с толпой придворной,
удары каблуков
переносить
                  покорно;
бессильные —
                           хоть раз
пошевельнув плечами,
заколебать
                     дворцы
с их белыми ночами!
Вот
       Памятник Труду,
который создал скульптор
так истинно,
                     и так
безжалостно,
                        так скупо! —
труду
            всех крепостных,
всех каторжников мира,
и только
                как деталь
модерна и ампира!
Сюда
             пригнали их
со всех каменоломен.
Как тяжко им
                           стоять,
как груз домов огромен!
От муки
                 вековой
обшелушились лица,
и дождь,
            как скользкий пот,
по животам струится.
Но так как не нужны
для этой службы
                                ноги —
их скульптор завершил
витком
                 на полдороге.
Кто
     милосердным был
к страдалице распятой?
Кто понял
                боль фигур?
Кто слышал
                 стоны статуй?
Кто понял?
                    А живой
услышан был и понят?
Молчит
            Санктъ-Петербургъ,
когда Россiя стонет.
Но разве
                по ночам
не изменялись позы
и в пасмурные
                          дни
не слышались угрозы?
И каменный атлант
не нарушал
                   наклона,
чтоб хоть лепной акант
упал
        с угла балкона?
Да, страшно было вам
в метели
               и в туманы —
о, медные Петры,
о, мраморные Анны!

РЕШЕТКИ

Решетки!
                Я о вас
хочу сказать хоть раз
всю правду!
                      Право есть —

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.