Линия жизни - [42]

Радости не было предела: мы чуть не прыгали от избытка чувств. А вот наши конвойные потускнели: не было машины для доставки нас в КПЗ. Позвонили в милицию – машину в ближайшее время не обещали. Дружно посмеялись над создавшейся ситуацией, и тут кто-то из нас предложил: «А пошли пешком. Обещаем, что никуда не сбежим. Да и зачем нам, ведь завтра всё равно отпустят!»

И вот представьте картину: два милиционера ведут по улице троих преступников: без верёвок, без наручников, а позади – толпа сопровождающих. Мирно дошли до милиции, попрощались с группой поддержки и отправились на нары в КПЗ. Теперь нас разрешено было держать вместе – следствие окончено.

Ночью долго не могли уснуть, мечтали, как отметим освобождение, пусть даже такое – под подписку…

И, как оказалось, напрасно: насколько сильным ни было наше вчерашнее воодушевление, разочарование оказалось гораздо сильнее. Доблестная советская милиция отыскала беглянку где-то в Поволжье: то ли в Нижнем Новгороде, то ли в Самаре – сейчас и не вспомню. Если бы так же оперативно они работали по розыску преступников, преступности у нас в стране уже не было бы.

А дело обстояло примерно так. Покинув Серов, наша потерпевшая переехала в другой город, устроилась на работу, поселилась в общежитии и написала своей подружке из Серова письмо: так, мол, и так, да как дела, да как идёт следствие? Вот это письмо и попало в руки милиции. А дальше – дело техники: погрузили нашу потерпевшую под белы рученьки в самолёт, в Свердловске с почётом у трапа встретили, да той же ночью на казённой машине до места препроводили. А утром мы – уже все вместе – встретились в суде.

Суд шёл три дня в закрытом – в виду интимности преступления – режиме. Первым допрашивали Васю. Так как своё преступное деяние он совершил, будучи ещё несовершеннолетним, на суд допустили маму. Преступление Вася признал, но при ответах на вопросы очень путался. Оно и понятно: допрашивали его первым, а тут ещё перекрёстные вопросы судьи, прокурора и адвокатов, каждый из которых защищает своего клиента. Кроме того, трудно сказать, что он реально запомнил, находясь в состоянии глубокого алкогольного опьянения – как, кстати, и его подружка – а что додумал за прошедшие семь месяцев. Короче, как бы там ни было, наш Вася поплыл, стал путаться в объяснениях, а это всегда производит плохое впечатление.

Вторым допрашивали Рудака. Валька тоже довольно тускло справился с поставленной задачей, что было весьма неожиданно, так как держался он всегда очень уверенно, а тут как-то раскис, наверное, тоже растерялся. Мало того, в собственных показаниях он нагородил гораздо больше того, что сказала потерпевшая. Самое интересное, что ещё по окончании следствия, ознакомившись с протоколами допросов, Бейлин предложил Вальке изменить свои показания в соответствии с показаниями потерпевшей. «Ребята это поддержат, и я сделаю так, что тебя оправдают вчистую», – пообещал он, но Валька отказался. Из солидарности.

Третьим был я. Все мои показания в течение семи месяцев следствия повторялись слово в слово. Перекрёстные и встречные вопросы прокурора и адвокатов ничего к материалам дела не добавили. Наконец прокурор, достаточно попотев со мной, спросил: – Погадаев, ты же умный парень. Объясни, как ты попал в эту компанию? – и получил ответ:

–Вы знаете, сила вина безмерна. Это не я сказал – это Гомер.

Нужно было видеть лицо Иванисова! Он бухнулся на стул и резко произнёс:

–У меня больше нет вопросов.

Последней допросили потерпевшую. Но это было уже неинтересно. Она пыталась объяснить разночтения в своих показаниях в одном случае плохой памятью, в другом – плохим самочувствием. Но мучили её недолго, да и адвокаты почему-то не стали наваливаться с вопросами. За исключением Бейлина, у которого была задача: полностью оправдать Вальку.

Речь прокурора оказалась недолгой. Обвинив нас в преступлении, которого мы не совершали, он запросил следующие срока: Ваське – восемь, Вальке – семь, а мне – десять лет усиленного режима. Не смог прокурор Иванисов переварить непризнание мною вины, которой на мне не было. Не мог, несмотря на то, что сама потерпевшая мои показания не оспаривала! Так закончился второй день суда.

Оглашение приговора предполагалось на следующий день. Я не останавливаюсь на выступлениях защиты – они стандартны: характеристики, протоколы общих собраний, ходатайства рабочих коллективов и спортивных организаций – короче, если всё это принять во внимание, нас нужно было не судить, а награждать, и, желательно, сразу орденами.

Настроение было кошмарное – за всю ночь я ни разу не сомкнул глаз: мысль о перспективе провести десять лет за решёткой не покидала сознание до самого утра.

Утром в зале было полно народу. Ребята пытались подбодрить нас, но это плохо помогало, точнее, не помогало вовсе.

Чтение приговора заняло совсем немного времени. Сначала судья перечислил все наши подвиги, а в заключение выдал всем сестрам по серьгам, всем братцам – по яйцам. Вася получил шесть лет, Валька – пять, а я, что было уж совсем удивительно и неожиданно, тоже пять, то есть, в два раза меньше того, что запросил прокурор.