Линия длиной 15000 метров - [11]
У всех гостей без исключения вызывает умиление наша дочь. Перед тем как сесть за стол, мы ставим её на стул, и она читает нам наизусть с выражением два стихотворения Цветаевой и одно Мандельштама. И все гости восхищаются таким глубоким пониманием поэзии в Три года. После этого мы быстро снимаем её со стула и уносим из комнаты, потому что от себя она говорит только словами, принесёнными из детского садика.
Почти всем гостям хочется хотя бы разок позвонить по нашему кнопочному телефону. У него есть блок памяти на тридцать два номера, кнопка повтора набора номера и кнопка отключения микрофона. На которую можно нажать, сказать жене всё, что ты думаешь о том, с кем ты разговариваешь. И тот, о ком ты всё это думаешь, и не услышит то, что ты о нём думаешь. Она испортилась первой. Я узнал об этом из последнего разговора со своим тестем.
Больше, чем телефону, гости завидуют только нашему насквозь японскому приёмнику с расширенным диапазоном коротких волн. Правда, я не пойму одного… То ли их вещи в наших условиях долго не живут, то ли наши батарейки не тянут, то ли мы живём в таком районе Москвы, куда даже короткие волны не доходят… Только с некоторых пор он ловит у нас лишь первую программу и «Маяк». Причём с таким шумом, что, когда по нему слушаешь наш «Маяк», создаётся ощущение, будто кто-то от нечего больше глушить начал глушить песни Пахмутовой на слова Добронравова!
Но гости этого не знают. Они обычно восхищённо переводят взгляд с приёмника на французский будильник конца прошлого пека. Один из гостей, когда узнал его стоимость, сказал, что за такие деньги он бы сам мог приезжать к нам каждый день и будить до конца жизни. Он не звонит тогда, когда надо, а когда ему самому захочется. И мы перестали им пользоваться с тех пор, как жена, послушавшись его, ушла на работу в половине четвёртого ночи. Прождав тщетно автобуса, вернулась домой в половине шестого. Прилегла на минутку до половины двенадцатого., И получила строгий выговор за то, что проспала начало рабочего дня в период введения дисциплины, когда стали строго следить за тем, чтобы во время рабочего дня все спали на своих рабочих местах, а не дома.
Но всё-таки больше всего гости завидуют нашим с женой отношениям. Какие они у нас интеллигентные и ласковые! Просто они не знают, что вот уже много лет за полчаса до прихода гостей мы заключаем с ней перемирие. И целуемся только на людях. Может, поэтому мы и бываем так счастливы, когда к нам приходят гости…
Автору самонадеянно показалось, что он прав. Передышка удалась. А благодаря оптимизму последнего рассказа предыдущей главы, в котором утверждается, что мы живём хорошо, пришло наконец такое необходимое сейчас
«ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ»
ФОТОГРАФИЯ
(монолог ветерана)
На моём столе стоит пожелтевшая от времени фотография. На обратной стороне карандашом написано: «Школьный выпускной вечер. 22 июня 1941 года».
Было три часа утра. После вечера мы гуляли по ночной Москве. Никому не хотелось домой. Позади было десять лет школьной дружбы. Впереди вся жизнь.
«Какая чудесная ночь! — сказала тогда на Красной площади Люба. — Ребята! Вот увидите, эта ночь запомнится нам на всю жизнь!»
Куранты били четыре часа утра.
Люба на фотографии в самом центре. В петлице у неё маленькой ранкой краснеет гвоздика, подаренная первой учительницей.
Позже мне встретятся стихи, которые я всегда повторяю про себя, когда смотрю на эту фотографию.
Рядом со мной, с краю на фотографии, стоят два моих лучших школьных друга — Серёжка и Витька. Серёжка жил на Сретенке, а Витька — на Чистых прудах. Но так часто в жизни я повторяю про себя строчки дорогой мне песни, что теперь и сам верю: Серёжка каждый раз опаздывал в школу, потому что бежал с Малой Бронной, а Витька, наоборот, жил рядом — на Моховой.
Есть у меня и другая фотография. Она стоит рядом. Вечер встречи в 46-м году. Тот же класс… Та же ученическая доска… Те, кто пришёл на этот вечер, в память о своих товарищах стоят на тех же местах, что и на выпускном вечере. Между многими чернеет ученическая доска. Нет Любы, нет Серёжки с Малой Бронной, нет Витьки с Моховой, нет комсорга-очкарика, нет Боцмана-второгодника, нет учителя физкультуры… А лица тех, кто пришёл на вечер, повзрослели на Отечественную войну. Позади нас четыре года войны, а впереди опять вся жизнь. Конечно, после войны каждый из нас строил свою жизнь как мог, как умел. Но каждый из нас всегда помнил об этих фотографиях и понимал — жить надо так, чтобы, подходя к ним, никогда не краснеть перед глазами Любы, Витьки, Серёжки, Очкарика и Боцмана…
Теперь многие из нас уже пенсионеры. На последнем выпускном вечере нас было ещё меньше. Почти все ветераны. Высокое, почётное звание… Ветеран!
А недавно ко мне подошла моя внучка. И сказала:
— Деда, купи мне кроссовки?
— А почему я?
— Потому что ты ветеран, деда!.
— Кто тебе, внученька, об этом сказал?
— Мама.
— А что же она сама меня об этом не попросила?
— А она боится тебя, деда. Ты же у нас сердитый. Ты воевал. А у нас в садике уже всем дедушки, которые воевали, кроссовки купили.
