Лина Костенко - [36]

“старший брат” или “колыбель братских народов”, из которой вывалилось трое близнецов, среди них один почему-то очень старший, и как раз тот, что появился на свет не первым <…>

В своем имперском зеркале Россия показывала Украину как Малороссию. Она до сих пор показывает там разные рожи.

Но не надо бить по нему кулаком, разбитое зеркало — плохая примета. Надо просто поставить свое, и оно подаст Украину в совсем ином свете. Будет у нее завтра же аура или не будет, но, по крайней мере, тьму тараканскую рассеем»[131].

Поразительно, но сейчас, двадцать лет спустя, эти рассуждения читаются также свежо и точно.

* * *

В 2000 году, на переломе тысячелетий умер Василий Васильевич Цвиркунов. И это, кажется, был единственный случай, когда она сказала заехавшей за ней очередной чернобыльской экспедиции, что не сможет отправиться в припятские леса.

На кладбище бабушка Лина все время поворачивала личико внучки Славы (полное имя — Ярослава Франческа Барбьери) в сторону портрета деда: «Чтобы Славуся видела, что дедушка — живой, он не умер. И вот, когда уже его хоронили, Славуся сказала Оксане: “Мама! Я поняла! Жизнь может закончиться, а любовь — никогда…” Вот по этой формуле только и можно жить. Я сына спросила: “Теперь ты понимаешь, почему я назвала тебя Васильком?” Он в ответ: “А ты теперь понимаешь, почему я назвал свою дочку Линой?”».

После смерти покойный муж часто снился ей. И это были очень тяжелые сны, она будто на себе переживала его физическую боль (перед уходом Василий Васильевич тяжело болел). Но два года спустя, за день до очередной поездки в Чернобыль, он вдруг приснился ей совершенно иначе — молодой, здоровый, красивый. «Василек, это ты? Ты живой?» — «Да. Как же ты могла поверить, что я умер, — ответил он ей во сне. — Это ошибка!» И вдруг там же, во сне, он куда-то отлучился. Оксана заволновалась. А Лина сказала ей: «Ну что ты волнуешься? Он же сказал, что случилась ошибка. Он сейчас придет…»[132]

С тех пор стало легче, боль, физически ощутимая боль, отпустила.

* * *

Лина Костенко в третьем тысячелетии. Хорошая фраза — сама по себе, без всяких пояснений, соразмерностью хорошая. Лина Васильевна продолжала (и продолжает) говорить правду в глаза государству и поверх него — народу, всему украинству. Иван Дзюба определил этот жанр как «мировоззренческую публицистику» (уточнив, что сама по себе формулировка принадлежит Владимиру Шлемкевичу).

В 2002 году на Конгрессе Международной ассоциации украинистов (МАУ) в Черновцах она прочла доклад «Україна як жертва і чинник глобалізації катастроф». И в этой работе развила, углубила многое из того, чтобы было сказано в «Дефекті головного дзеркала», рассказав об Украине, мире и Украине в этом мире точней авторитетов мировой политической арены (куда там Бжезинскому и Фукуяме). Само название ее доклада — это ведь не простые и пустые апокалиптические ожидания, а по сути — совершенно точное предсказание того, где именно совершится разлом современного миропорядка. В 2013–2014 годах это, очевидное для нее тогда, станет большой неожиданностью для мира.

«Демократия не наступает, как время года, она строится последовательно и системно. Поэтому наша кажущаяся демократия, не защищенная ни законами, ни политическим опытом, таила в себе массу непредвиденных опасностей. И напоминает временами не демократию, а мощный выброс плебейства.

Так что кризис сознания фактически был неизбежен. К тому же его углубляет парадокс тоталитарного толка: общество, которое никогда не было гражданским, интенсивно политизируется. Одно дело — политизировать гражданское общество, его нелегко дезориентировать, оно и само способно повлиять на политику. И совсем другое — политизация негражданского общества, думающего в разные стороны. Потому что когда оно думает в разные стороны, то соответствующие политические силы могут легко и ловко подменить курс. Что, собственно, и произошло с Украиной.

Здесь могла помочь четкая государственная информационная политика, но она так часто была дезинформационной, и создала за эти годы такие механизмы манипуляции общественным сознанием, что потеряла всякое доверие. К тому же значительная часть информационного пространства Украины оказалась в частных руках, а те руки разные, и некоторые из них охотно пустили бы ее под откос. Все это привело к информационной катастрофе — как в самой Украине, так и в ее экстраполяциях на мир.

В такой ситуации и то единственное достижение, которое представляется как мир и согласие в обществе, тоже далеко не бесспорное, потому что воспитанная веками нелюбовь к украинскому языку и к самой украинской нации все больше сказывается и на перспективу не сулит ничего хорошего. Как и не решены до сих пор проблемы крымскотатарского народа, и конфронтация политических взглядов, и детонатор социального неравенства, и еще немало ощутимых антагонизмов. Так что постоянные призывы к единству не более чем риторика»[133].

И снова — какой короткий и точный анализ украинских проблем и их истоков.

Но — возвращаясь к теме «третьего тысячелетия» и его дополнительным опасностям… В «Мадонне перехресть» Костенко дала хороший образ XXI века: «Машини, шини, стрес, експрес, / кермо, гальмо, впритул, з-за рогу! / Стоїть Мадонна Перехресть, благословляючи дорогу. // Таксі, автобуси, авто, / мотоцикли, і кибитки. / Всі всім на світі є ніхто — / ні хто куди, ні хто нізвідки. // Маршрути горя і безчесть. / Світ на століття постарішав. / Стоїть Мадонна Перехресть, / чи вже Мадонна Бездоріжжя! // І мчать, і мчать, числа їм несть. / Дорога дальня й невідома. / Стоїть Мадонна Перехресть, / благословляюча Мадонна»