Лиловый (I) - [13]
Сунгай рассмеялся.
-- Чего уж тут интересного. Иногда я думаю, что мой Дар -- наименее зрелищный из всех. Ты знаешь, когда я был мальцом, я видел Одаренного из твоего племени. Он, правда, уже был стар, и я совсем не уверен, что он еще жив. Вот это было зрелище! Огонь будто не мог прикоснуться к нему. Это было в одном из ахадов к северу от реки Харрод, из-за сильной засухи, чуть не погубившей весь оазис, загорелись сразу несколько домов. Он вытаскивал людей из горящих развалин, просто шел сквозь пламя, и оно ему ничего не делало.
-- Ну, до известной степени пламя не трогает любого нари, -- улыбнулся Острон. -- Я еще маленьким играл, вытаскивая угольки голыми руками. Однажды чуть не поджег юрту, за это дядя отлупил меня как следует, и я больше так не делал.
Легкий ветерок ерошил кудрявые волосы Сунгая под расшитой тюбетейкой. Джейфар потянулся, отчего сова завертелась на его плече, сердито ухая и пытаясь не свалиться. Кто-то присоединился к барбету между пальмами, раздались негромкие хлопки. Острон едва не вздрогнул, когда зазвучал девичий голос, запевший песню.
-- Племя снимается с места завтра утром, -- сообщил Сунгай, глядя куда-то в сторону. -- Но я отправлюсь одним из первых, уже ночью. Так что, наверное, завтра уже не увидимся.
-- Удачи тебе, Сунгай, -- вяло отозвался Острон. -- Да пребудет с тобой Сирхан.
-- Ха, не прощайся со мной так, будто мы больше никогда не встретимся, парень. Что-то мне подсказывает, что это не последняя наша встреча.
-- Может быть, -- смялся он, -- ведь теперь у нас с дядей совсем ничего нет, и ничего нам не остается, только продолжать скитаться по Саиду. Вдвоем выйдет быстрее, чем с племенем.
-- Разве вы не останетесь в племени Аделя?
-- Не думаю, -- Острон передернул плечами и состроил физиономию из-за резкой боли. -- ...Не нравится мне этот Адель.
-- Конечно, не нравится, -- рассмеялся джейфар, хлопнул его по здоровому плечу и пошел прочь.
Солнце убыстряло свой ход, оказываясь все ближе и ближе к горизонту; Острон положил ладонь на рукоять ятагана, засунутого за пояс. Конечно, по традициям в лагере только часовые ходили вооруженными, но времена изменились, и все находившиеся в оазисе люди сейчас держали оружие при себе, даже женщины, даже дети постарше.
Девичий голос среди пальм отвлекал его, но Острон заставил себя все внимание перенести на острие ятагана. Меч прошлой ночью лишь доказал безупречность своей ковки: ни царапины на нем не было, и даже лезвие не слишком притупилось, пройдя через столько тел. Он медленно извлек ятаган из-за пояса и принял боевую стойку, которой его учил дядя. Тут же заныло плечо. Рана достаточно глубокая, если верить словам перевязывавшего его джейфара, но, если так можно выразиться, удачная: никаких важных мест не задето. Останется шрам, да и тот не очень большой.
Ну, по крайней мере, рука его слушалась. Невзирая на боль. Острону все еще было досадно за то, что он потерял сознание посреди боя, и он решил, что должен во что бы то ни стало научиться стойкости. Пусть боль пронзает плечо и шею, пульсирует в животе, заставляет пальцы неметь: он не должен выпустить рукоять оружия и уж тем более отключиться.
Барбет продолжал играть, и девичье пение все лилось из сгущающихся сумерек; он терпеливо повторял упражнения, выученные еще в юности. Дядя учил его всему, и Острон подумал о дяде. Дядя Мансур славился на все племя, как непревзойденный охотник на пустынных львов, но доводилось ли ему прежде убивать людей?
Дядя нашел его сидящим прямо в песке, уже когда совсем стемнело. Острон хрипло дышал, и его руки безвольно лежали по обе стороны; рукоять ятагана по-прежнему была зажата в правой.
-- Ты никак упражнялся с мечом, -- буркнул дядя, опускаясь на корточки рядом с племянником. -- Не рано ли? Посмотри, твои повязки все в крови.
-- Это не должно остановить меня, -- прошептал Острон и запрокинул голову. Огромное лиловатое небо пустыни простиралось над ним, от края до края, расчерченное острыми листьями пальм, испещренное ясными звездами. Барбет давно стих, и сами звуки лагеря стали еле слышимыми: люди готовились к беспокойной ночи. Силуэты в тюбетейках-хафсах бегали в сени деревьев. Джейфары сворачивали свой лагерь, расположенный на краю оазиса, в глубине которого понемногу засыпали нари.
-- Это остановит тебя, если ты будешь действовать необдуманно, -- возразил дядя Мансур. -- Ты должен подождать хотя бы до тех пор, пока раны не затянутся.
-- А на нем не было ни царапины!
-- Так он воевал на стене Эль Хайрана.
Острон промолчал, глядя в небо. Становилось холодно, и легкая рубашка уже не спасала его от усилившегося ветра. Особенно замерзло больное плечо, все мокрое от крови.
-- Пойдем, пойдем, -- дядя Мансур взял его за локоть. -- Нужно поменять повязки. Если ты сейчас простынешь и свалишься, будет очень весело.
Он все-таки поднялся и пошел за дядей. Тот отвел его в юрту, которую им дали в лагере; внутри было пусто и совсем необжито, но хозяин юрты сказал, что они могут ее не отдавать: значит, это их единственная принадлежность после атаки безумцев.
В юрте нашлась Сафир. Она сидела с иголкой и что-то штопала. Увидев Острона, всплеснула руками.
В золотой пустыне, носящей название Саид, обитает народ, который состоит из шести племен.За их планетой более десяти лет наблюдает другая раса, более технически развитая, — они занесли пустынную планету в свои звездные карты под названием Руос, — и хотя они пытались вроде бы помочь руосцам, ничего не вышло.В последний момент в звездную систему Руоса вторгается неизвестный космический корабль. Никто не знает, какому народу он принадлежит.
Волею судьбы Раснодри Солдроу вынужден примерить на себя личину танга, древнего борца с монстрами, презираемого всеми. Он вынужден самостоятельно постигать мастерство своего нового ремесла, ибо тангов уже давно никто не видел. И хоть в их отсутствие все научились бороться с монстрами подручными средствами, необходимости в тангах никто не отменял. Цепь случайностей проводит Раснодри сквозь опасные приключения, заставляет добыть древний магический артефакт, убить могущественного монстра, побывать в потустороннем мире и защитить столицу Давурской Империи от армии оживших мертвецов.
На что способен простой парень с Земли, оказавшись в другом мире, погрязшем в древней, кажущейся нескончаемой войне? Отважится ли он на борьбу ради спасения мироздания или отступит, понимая, что мал и ничтожен в этом огромном мире?
Двенадцать принцесс страдают от таинственного — и абсолютно глупого — проклятия. Любой, кто положит ему конец, получит награду. Ревека — умная, но недостаточно почтительная ученица знахаря, тоже хочет получить вознаграждение. Но её расследования раскрывают глубинные тайны и ставят девочку перед непростым выбором: сможет ли она разрушить заклятие, если опасности подвергается её собственная душа?
Фрэнк сын богатого торговца. Он рожден в мире, который не знает пороха и еще помнит отголоски древней магии. Давно отгремели великие войны, и теперь такие разные разумные расы пытаются жить в мире. Ему унаследовавшему огромное состояние, нет нужды бороться за хлеб, и даже свое место под солнцем. Он молод, многое знает и трезво смотрит на мир. Он уже не верит в чудеса, а старые мудрые маги кажутся ему лишь очередной уловкой власти. Только логика, причинно следственные связи, прибыли и выгода правят миром и стоят выше и холодной гордости эльфов, и доблести рыцарей, и веры кардиналов.
После череды загадочных событий четырнадцатилетний Глеб попадает во Внутренний мир — место, где до сих пор существует магия, а наделенные сверхчеловеческой силой рыцари бороздят просторы королевств. Появление гостя не проходит незамеченным: мальчика принимают за посредника — легендарного посланника, отвечающего за связь между мирами. Со времен последнего посредника минуло более тысячи лет, и Глеб — первый человек, которому удалось попасть во Внутренний мир. И все бы ничего, вот только по преданию, посредник еще и наделен огромной магической силой… Так ли прост главный герой? Проснутся ли в подростке приписываемые ему магические навыки, и что он будет делать, когда окажется втянут в придворные и межгосударственные разборки? В любом случае, нужно торопиться — враги не сидят на месте, а между королевствами бушует беспощадная война, грозящая уничтожить все сущее, и лишь авторитету посредника и его силе по плечу остановить неумолимо надвигающуюся катастрофу.