Лилии над озером - [22]

Филипп пытался взобраться на дерево. Александр подсаживал его вверх и давал возможность повисеть, держась руками за ветку, а сам стоял наготове внизу и подавал команду:

- Отпускай руки!

Мальчуган отпускал руки и летел в объятия отца, счастливый и довольный. Пару раз Александр помог ему взобраться на ветку ногами и постоять на суку, крепко обхватив ствол. Мы с мужем стояли внизу и удивлялись: надо же, как высоко забрался наш сынишка! Гордости Филиппа не было предела. Но мы прерывали упоение высотой и звали слезать.

- Расти, мой сын! Мужчина должен быть бесстрашным!

У Филиппа порозовели щеки, светлые кудри выбились из-под круглой бархатной шапочки, и я не могла налюбоваться им: так он походил на херувимчика! Подумать только, еще полгода-год, и навсегда исчезнет из его облика эта младенческая припухлость, эти перевязочки на белых ручках и тогда… будет у нас еще один сорванец, точь - в - точь как Жан, весь в ссадинах и царапинах!

Близняшки, в одинаковых амазонках из серой тафты и черных спенсерах, в жемчужно-серых шляпках с высокими тульями, украшенными перьями белой цапли, нетерпеливо ерзали на сиденье в коляске: позади нашей повозки были привязаны два шетлендских пони, езде на которых их этой осенью начал учить конюх Люк.

- Когда уже нам можно будеть на них сесть? - ныла Изабелла, изображая истинное страдание.

- Не только же Филиппу развлекаться, - обижалась вслед за ней Вероника.

- Девочки, еще немного терпения. Не пройдет и получаса, и мы выедем из леса.

- Ну а почему нам нельзя ездить верхом в лесу?

- В долине дорога будет ровнее и чище. Не так уж искусно вы держитесь в седле, барышни!

Александр повернул голову:

- Люк может повести пони под уздцы. Согласны, юные дамы?

Близняшек не пришлось просить дважды - после его слов их словно ветром сдуло с сиденья. На прогулке нас сопровождали шуаны из герцогского отряда, так как выезжать без конвоя в нынешние времена было слишком легкомысленно. Люк, спешившись и отделившись от них, помог Веронике взобраться на симпатичную низенькую лошадку шоколадной с пежинами масти. Изабелла, как более проворная, обошлась без посторонней помощи, оседлав своего вороного лохматого пони самостоятельно. Взяв животных под уздцы, Люк повел их вперед.

- Ну и, разумеется, я не позволяю пускать пони вскачь и перепрыгивать через бревна! - крикнула я напоследок, на миг залюбовавшись дочерьми. Большеглазые девочки, стройные и хрупкие, как оленята, столь грациозно покачивались в седлах, что не задержать на них взор трудно было бы и постороннему.

- Наконец-то! Конец скуке! - донесся до меня голос Изабеллы.

Я откинулась на подушки со вздохом облегчения: да, наконец-то! Наконец-то можно отдохнуть от нескончаемых детских разговоров и насладиться тишиной. Из-за беременности я быстро уставала. Кроме того, осенний день сам по себе был так хорош, что хотелось помолчать, полюбоваться, помечтать.

Все две первые декады октябрь почти ежедневно буйствовал дождями, холодным порывистым ветром, иногда даже легкими заморозками. Казалось, это ненастье не утихомирится до будущей весны. И вдруг пару дней назад в погоде наступил резкий перелом. К вечеру ветер оборвался и окрестные холмы окутал туман. На следующее утро он сгустился до непроглядной мглы, а к полудню, когда солнце с трудом пробилось сквозь его завесу, было уже очень тепло - хоть сбрасывай плащи и каррики. Вчера и сегодня наблюдалась та же картина, будто возвратилось в багрец и золото одетое лето.

Пожалуй, только эти осенние краски, да еще мечущиеся по лесным опушкам запоздалые стаи скворцов напоминали сейчас, что холода не за горами. Лес стоял раскаленный солнцем, наполненный теплым воздухом; было очень светло, уютно и просторно, будто в яблоневом саду. Однако уже полыхали золотом березы, в пышных кронах дубов трепетали яркие листья, как разноцветные огоньки: оранжевые, пунцовые, рубиновые, фиолетовые. Клены просто светились, как факелы, будто вобрали в себя все солнечное свечение, - светло-лимонные, кораллово-розовые, охристые. Время от времени из чащи долетали фырканье, а потом топот и треск веток - это мчались олени сквозь огненную метель листопада.

Потом лес закончился, и по пологому склону мы спустились на вересковое плато. Вереск отцвел, но сиреневое море его сухих цветов стойко противостояло налетавшему с побережья ветру и сохраняло августовские, может, лишь чуть поблекшие краски. От бесконечных лилово-розовых полей захватывало дух. Океан был уже близко, там, где линия горизонта смыкалась с плывущими по небу прозрачными облаками, а эти вересковые пустоши, ведущие к мысу Фреэль и бывшему королевскому форту Ла Латт, издавна назывались Долиной камней из-за множества менгиров и дольменов, воздвигнутых в незапамятные времена древними обитателями Бретани.

Эти громадные темные глыбы, поросшие мхом, установленные то вертикально, то горизонтально, то соединенные вместе и образующие грубые каменные своды, наводили на мысль о языческом святилище и производили впечатление одновременно и зловещее, и романтическое. Мне приходилось здесь бывать - однажды мы с Александром проезжали мимо этой аллеи камней, когда в первый раз провожали Жана и принца де Ла Тремуйля в Англию. Однако мои дочери видели это загадочное место впервые и, конечно, забыв мои наставления, погнали пони вскачь.