Лилии над озером - [17]

«Хорошо, что мы в Бретани, - подумалось мне. - Хорошо, что ему нас здесь не достать! Да, именно здесь мы в безопасности от любых его происков». Кроме того, к счастью, я, по-видимому, давно не входила в сферу его романтических заинтересованностей, если таковые вообще имелись, и могла не волноваться об его поползновениях на свой счет.

Но, конечно, на фоне его успехов наша неспособность справиться со своими немалыми земельными наделами выглядела грустно. Была и еще одна неприятность: пришло из Ренна строгое письмо, в котором нас уведомляли о намерении Директории «одолжить» - разумеется, насильственно - у всех богатых людей сто миллионов на нужды армии. Было ясно, что в государственной казне свистел ветер. Причиной этого ветра было неуемное воровство самих директоров, и из-за этого роптала вся страна. Однако я понимала, что от риторики дело не изменится, и нам, поскольку мы подпадали под понятие «богатых», надо готовиться расстаться с суммой, величина которой мне совсем не нравилась. Эти «займы» совершались не впервые, но воспринимать такой грабеж как нечто обыденное еще было трудно.

Зажав письмо в руке, я поспешила в герцогский зал, чтобы найти мужа. Следовало показать ему это поразительно послание. Но, когда я только подходила к дверям, странный звук насторожил меня: будто что-то упало. Я с силой толкнула створки дверей и, ворвавшись в зал, увидела Александра. Он поднялся с кресла и теперь стоял, покачиваясь и тяжело опираясь на стену. Лицо его блестело от пота, складка залегла между бровями - по всему было видно, что подняться с кресла впервые после ранения стоило ему больших усилий.

Я пришла в ужас. Меня обуял такой страх, что слезы едва не брызнули из глаз. Я бросилась к нему, чувствуя, что вот-вот на меня накатит истерика.

- Александр! О, Александр, не следовало этого делать! Еще слишком рано! Как ты мог! У тебя откроются раны и еще… еще всякое может случиться! Боже мой, и это после того, что было!

Смеясь, он обнял меня одной рукой, проявив силу, которой я от него сейчас не ожидала.

- Успокойтесь, Сюзанна, это ничем не грозит мне. Не плачьте! Будь я проклят, если доставлю вам этим какие-нибудь огорчения.

Он поцеловал мои глаза, словно хотел убрать с них слезы.

- Это должен был быть сюрприз для вас, сага. Правда, я плохо подготовился, раз вы меня застигли за этими попытками.

- Но как же… ведь доктор сказал вам, - пролепетала я, уже чуть успокоенная, - сказал, что пока нельзя… Правда, вы оказались сильнее, чем я думала.

- Еще бы. Мне до смерти надоело быть прикованным к креслу и зависеть от каждого слуги.

- Вы хотели обрадовать меня? - прошептала я.

Он улыбнулся и, наклонившись, ласково поцеловал меня.

- Конечно. А еще я знал, что на днях должен прибыть Буагарди. Да и Бурмон с ним. Не мог же я встретить их как инвалид.

- Вы хотите поскорее поправиться, - сказала я с досадой, - потому что знаете, что тогда сможете уехать.

- Вот уж нет. Уезжать я хочу как раз меньше всего. Просто тогда я смогу обнять вас. Как мужчина, а не как калека.

Я молчала задумавшись. Я только теперь поняла, что с этой минуты, когда Александр самостоятельно встал, выздоровление будет продвигаться очень быстро. У него железная воля. Она поставит его на ноги за считанные дни.

Герцог вдруг оторвал руку от стены, на которую опирался, с усилием повернулся ко мне и, взяв мое лицо в ладони, заглянул в глаза.

- Вы ничего не скрываете, саrissimа?

- Что же мне скрывать?

- Вы бледны. Это не проходит. Уж не больны ли вы?

Я молчала. Он тихо произнес:

- Любовь моя, вы заставляете меня трепетать. Что с вами?

- Ничего, - произнесла я.

- Скажите мне правду, - настаивал он.

- Мы поговорим об этом позже, - сказала я решительно и, чтобы сменить тему, протянула ему письмо. - Взгляните лучше на это. Это любопытно.

Герцог взял письмо, но мою попытку уклониться от разговора воспринял без особой охоты. Он еще какое-то время вглядывался в мое лицо, словно пытался что-то узнать, потом развернул бумагу.

- Это не должно вас беспокоить, - сказал Александр, когда ознакомился с содержанием, и усмехнулся. - Видите, они даже не решаются приехать сюда, они просто пишут. Как же они, по-вашему, осмелятся явиться за деньгами? Синим сейчас страшно в Бретани, дорогая моя.

- Они могут приказать нам самим привезти деньги.

- Но ведь никто не заставляет нас это делать, не так ли? Черт возьми, разве мы разбиты, чтобы исполнять приказы синих? Он пошатнулся и, забыв, что его правая рука повреждена, ухватился ею за стену. Ругательство невольно сорвалось с его губ.

Он сразу же умолк, но от боли пот выступил у него на лбу.

- Ну, вот видите, - сказала я. - Рано еще. Вам нужно сесть. Вы должны щадить себя.

- Проклятая рука, - пробормотал он, скрипя зубами, пока я его усаживала. - Нужно что-то делать с ней. Когда начнется война, мне нужны будут обе руки.

- А мне нужны вы, - прикрикнула я на него внушительно. - Так что ведите себя смирно, пока доктор не даст сигнал к чему-то другому.

Не слушая меня, он тревожно спросил:

- Дорогая, что вы думаете о Бурмоне?

- А что я должна думать? - спросила я лукаво, вспоминая во своем июньском поклоннике и понимая, к чему клонит Александр.