Лили Марлен. Пьесы для чтения - [64]

Шрифт
Интервал

).


Короткая пауза.


Как-то ночью, я подкрался к секретеру, делая вид, что хочу навести в нем порядок. Наверное, со стороны это выглядело довольно забавно, но мне тогда было не до смеха. Мне казалось, что они знают, что я задумал, и сейчас набросятся на меня, попытаются выцарапать мне глаза, собьют с ног, задушат… Когда они горели, мне казалось, что они вопят от ярости… (Помолчав, негромко). Признаться, я надеялся, что прошлое просто сгорит вместе с ними. Глупо, конечно. Оно по-прежнему тут. Повсюду. Стоит только открыть утром глаза, заглянуть в зеркало, услышать свой собственный голос. Но тогда я думал, что это мне поможет… (Вновь наливая вино себе и вору). Ты еще не решил, что имеешь дело с умалишенным?

Вор: Нет, нет, сеньор. Напротив… Мне кажется, я понимаю. Тем более что однажды, мне кажется, со мною случилось даже что-то похожее.

Дон Гуан: Вот как?.. Что ж, всегда бывает приятно узнать, что кому-то не повезло так же, как тебе. (Пьет). Надеюсь, эта история заслуживает, чтобы ее выслушали?

Вор: Ничего особенного, сеньор. Просто однажды, я решил бросить свое ремесло. Думал заняться чем-нибудь поспокойней. Знаете, стричь газоны или подметать улицы. Только у меня ничего не вышло, сеньор… Видите эти отмычки? (Подбрасывая на ладони отмычки). Они достались мне в наследство от отца. Старый, проверенный инструмент. Теперь уже такого не найдешь… У меня просто рука не поднялась их выбросить. Зато когда я решил распрощаться со своим ремеслом, они стали попадаться мне на глаза чуть ли ни на каждом шагу. И где я их только ни находил, сеньор! То в кармане, то в ящике стола, а то, случалось, даже под подушкой. Сколько бы я их ни прятал, все впустую! Как будто они хотели мне сказать: «Кто вором родился, тот вором и умрет! Бери-ка нас поскорее в руки, да за дело!»… Вот как эти ваши бумажки. (Со вздохом). В конце-то концов, они все-таки своего добились, сеньор.

Дон Гуан: Не сомневаюсь, что на небесах тебе это зачтется… Впрочем, было бы гораздо лучше, если бы ты, все-таки, стриг газоны.

Вор: Я ведь не спорю, сеньор. Конечно. Гораздо лучше. Но ведь меня никто не спрашивает.

Дон Гуан (неожиданно резко): Тогда спроси сам.

Вор: Кого, сеньор?

Дон Гуан: Ты не знаешь?

Вор: Нет, сеньор.

Дон Гуан: Тогда спрашивай, не зная. Требуй. Кричи. Вопи в пустоту. Настаивай, пока хватит сил.

Вор: Кричать, сеньор?

Дон Гуан: Что есть мочи. (Поманив к себе собеседника, громким шепотом). Есть только один способ избавиться от этого проклятья.

Вор (тоже шепотом): Этот самый?

Дон Гуан: Да. Орать. Выть. Биться головой об стену. Показывать кукиш. Ругаться. Рыдать. Скрипеть зубами. Наконец, пригрозить шпагой. (Схватив со стола шпагу, крестит ею воздух; фехтуя, приближается к вору и наставляет острие шпаги ему в грудь). Ну, давай. Кричи.

Вор (с опаской косясь на шпагу): Думаю, мне это не поможет, сеньор.

Дон Гуан: Почти наверняка. Но почему бы, черт возьми, не попробовать?

Вор: Не могу, сеньор… Нет, не могу. Во-первых, мое ремесло не выносит шума…

Дон Гуан: Вот и еще одна уловка, чтобы не отпустить тебя. У твоего прошлого их тысячи.

Вор: Сказать по правде, у меня есть сомнения еще и другого рода… (Неуверенно смолкает).

Дон Гуан (бросив шпагу на стол, нетерпеливо): Ну, говори!

Вор (осторожно): Брат Филипп, сеньор… Вы ведь о нем, конечно, слыхали?

Дон Гуан (холодно): О нем – ничего. А вот о его хваленой святости, более чем достаточно! Хочешь порадовать меня еще одним рассказом?

Вор: Конечно, сеньор, я не смогу сказать так гладко, как говорил он, сеньор, но за смысл могу поручиться со всей ответственностью. Однажды он сказал, что Истина не различает наших лиц, сеньор. В том смысле, что она обращает внимания только на наши поступки… Согласитесь, сеньор, что это серьезный аргумент.

Дон Гуан (с кривой усмешкой): Да, просто убийственный, черт возьми! (Идет по сцене и затем останавливается позади кресла, на котором сидит вор).


Короткая пауза.


(Наклонившись к сидящему, вполголоса). Вот только, кто же тогда осмелиться требовать от нас, чтобы мы, в свою очередь, различали лицо Истины, дружок?


Вор молчит.


(Отходя от кресла, тихо, в пустоту). И кто настолько безумен, чтобы отказаться от своего собственного имени? (Резко). Чертов монах!.. (Повернувшись к вору). Да, кто он такой, чтобы болтать об Истине так, словно он ее секретарь? (Быстро). Только не говори мне, ради Бога, что он святой, а не то мне придется проткнуть тебя вот этой самой шпагой!

Вор (тихо): Он святой, сеньор.


Несколько мгновений Дон Гуанмолча смотрит на вора, затем, махнув рукой, садится в кресло. Короткая пауза.


Поверьте мне, сеньор…

Дон Гуан (сердито): Тогда не забудь в следующий раз спросить его, не делает ли Истина исключения хотя бы для святых!.. (Почти с изумлением). Но каков шарлатан!

Вор: Не говорите так, сеньор. Он производит впечатление человека серьезного. Я имею в виду, что у него хорошие отношения с небесами.

Дон Гуан: Торговец, торгующий тухлой рыбой, тоже уверен, что у него хорошие отношения с морем. (Упрямо). Шарлатан и фокусник!

Вор (с беспокойством, оглядываясь): Пожалуйста, тише, сеньор. (Понизив голос). Говорят, он легко может слышать на расстоянии.


Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.


Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.


Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.


Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.


Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.


Дом Иова. Пьесы для чтения

"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".


Рекомендуем почитать
Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Девушка с тату пониже спины

Шумер — голос поколения, дерзкая рассказчица, она шутит о сексе, отношениях, своей семье и делится опытом, который помог ей стать такой, какой мы ее знаем: отважной женщиной, не боящейся быть собой, обнажать душу перед огромным количеством зрителей и читателей, делать то, во что верит. Еще она заставляет людей смеяться даже против их воли.


Слава

Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.


На краю

О ком бы ни шла речь в книге московского прозаика В. Исаева — ученых, мучениках-колхозниках, юных влюбленных или чудаках, — автор показывает их в непростых психологических ситуациях: его героям предлагается пройти по самому краю круга, именуемого жизнью.


Гамбит всемогущего Дьявола

Впервые в Российской фантастике РПГ вселенского масштаба! Технически и кибернетически круто продвинутый Сатана, искусно выдающий себя за всемогущего Творца мирозданий хитер и коварен! Дьявол, перебросил интеллект и сознание инженера-полковника СС Вольфа Шульца в тело Гитлера на Новогоднюю дату - 1 января 1945 года. Коварно поручив ему, используя знания грядущего и сверхчеловеческие способности совершить величайшее зло - выиграть за фашистов вторую мировую войну. Если у попаданца шансы в безнадежном на первый взгляд деле? Не станет ли Вольф Шульц тривиальной гамбитной пешкой?