Лили Марлен. Пьесы для чтения - [56]
). Какой прекрасный слог… Нет, нет, в самом деле. Если быть откровенным, то он напоминает мне барабанную дробь перед казнью.
Бургомистр (мягко): Подписывай, Гуан.
Секретарь вновь протягивает Дон Гуану бумагу.
Дон Гуан (секретарю): Пожалуйста, оставьте это себе. (Бургомистру, серьезно и негромко). Вы предлагаете мне неравноценный обмен. Честь на сомнительный покой… Право же, я надеялся, что ваша светлость знает меня немного лучше.
Бургомистр (секретарю): Слыхал, как заговорил?.. Честь!.. (Смеется).
Секретарь негромко хихикает.
Нет, ты слышал?.. (Смеется). Честь!.. (Перестав смеяться, сердито). Можно подумать, что это говорит наш ктитор, а не человек, без зазрения совести промотавший отцовское состояние!
Дон Гуан (поморщившись, но все еще вполне миролюбиво): Ей-Богу, сеньор… Чем же я виноват, что судьбе было угодно, чтобы я промотал всего лишь свое жалкое наследство, а не, скажем, городскую казну?
Бургомистр (указывая на Гуана пальцем, сердито): Бездельник, не заслуживший ничего, кроме презрения честных людей!
Дон Гуан: К мнению которых небеса, к счастью, прислушиваются не слишком охотно.
Бургомистр (секретарю): Видал? (Сердито, Гуану). Праздный гуляка!
Дон Гуан: Повидавший мир.
Бургомистр (повышая голос): Еретик!
Дон Гуан: Всего лишь человек, немного обуздавший свои страхи.
Бургомистр (почти кричит): Развратный соблазнитель!
Дон Гуан: Полноте, ваша светлость. Скорее уж – естествоиспытатель, изучающий нравы себе подобных…
Бургомистр (секретарю): Послушать его, так он сама невинность!.. (Дон Гуану). Подписывай, подписывай, Гуан.
Дон Гуан: Как? Ваша светлость хочет, чтобы я взял на себя обязательство не совершать того, чего я и так никогда не совершал?.. Но ведь это все равно, как если бы вы потребовали от меня, чтобы я дал слово никогда не надевать женское платье или не топтать цветы в городском саду… (Холодно). Кто-нибудь в этом городе может обвинить Гуана в клевете?
Бургомистр (секретарю): Каков!.. (Гуану). Твоя книга, Гуан. Твоя несносная, развратная и глупая книга. Она.
Дон Гуан: Да, разве же ваша светлость ее читала?
Бургомистр (секретарю): Видал?.. (Гуану). Ты, что же, полагаешь, что я здесь затем, чтобы читать? (Со смехом, секретарю). Слыхал?
Секретарь хихикает.
(Гуану, нетерпеливо). Подписывай-ка, пока я, наконец, не позвал стражу.
Секретарь протягивает Дон Гуану бумагу.
Дон Гуан (весело): О, так я ваш пленник?
Бургомистр: Можешь не сомневаться. Многие в этом городе сказали бы мне «спасибо», если бы я упрятал в тюрьму такое чудовище, как ты. Подписывай.
Секретарь вновь протягивает Дон Гуану бумагу.
Дон Гуан (взяв бумагу): Одну минуту, ваша светлость… (Задумчиво рассматривая бумагу на свет). Знаете что? В последнее время, мне служит утешением одна довольно странная и печальная мысль…
Бургомистр (быстро перебивая): К черту мысль! Подписывай, Гуан!
Секретарь протягивает Гуану перо.
Дон Гуан: Нет, нет, ваша светлость. Поверьте, всякая мысль стоит того, чтобы ее хотя бы выслушали… (Поднявшись и наклонившись к бургомистру, почти заговорщицким шепотом). Почему-то в последнее время мне стало казаться, что, в конце-то концов, каждый встречает такого Гуана, которого он заслуживает… (Помолчав, с легкой улыбкой). Что скажите, сеньор? Немного самонадеянно, не правда ли? Но что-то в ней есть… Что-то есть… (Не спеша рвет бумагу).
Короткая пауза. Обрывки бумаги падают на пол к ногам потерявших дар речи Бургомистра и Секретаря.
(Как ни в чем, ни бывало). Да, вот хотя бы… Быть может, ваша светлость вспомнит, как пятнадцать лет тому назад…
Бургомистр (быстро перебивая): Лучше замолчи.
Дон Гуан: Пятнадцать лет назад…
Бургомистр: Я, кажется, приказал тебе замолчать!..
Дон Гуан: Можете меня повесить, сеньор, но замолчать меня может заставить одна только смерть.
Бургомистр: Какой у тебя напыщенный слог!.. (Секретарю). Подожди за дверью.
Секретарь с поклоном исчезает.
(Негромко). Я тебя уничтожу, Гуан. Сотру в порошок. Заставлю пожалеть, что ты родился на свет.
Дон Гуан (негромко): И все это, конечно, только потому, что пятнадцать лет назад вашей супруге вдруг вздумалось обратить на меня внимание?..
Бургомистр молча смотрит на Дон Гуана.
Или потому, что вместо меня ей пришлось наставить вам рога с моим слугой?..
Бургомистр молчит. Короткая пауза.
А может быть, потому, что у меня до сих пор лежат письма, которые она мне писала?.. (Не спеша идет по сцене). «Приди и припади к своей Эльвире»! (Мрачно). Приди и припади. Вот уж, действительно, – слог!
Бургомистр (глухо): Мерзавец!.. Ее звали Анна.
Дон Гуан: Да, что вы говорите, ваша светлость… Анна… Знаете, все эти письма так похожи друг на друга, что не мудрено и ошибиться.
Бургомистр (негромко): Отдай мне их, Гуан.
Дон Гуан: Расстаться с такой драгоценностью? Ну, уж нет, ваша светлость. (Помолчав, глухо). Мне становится хорошо от одной мысли, что когда Всевышний на Страшном суде прочтет ей эти письма, ни один ангел не найдет в себе мужества попросить Творца хотя бы немного облегчить ее участь. (Сквозь зубы). Она была сущий дьявол, ваша дражайшая половина.
Пока он говорит, на сцене появляется Тень. Она медленно скользит по приемной, не обращает внимания ни на
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Нелл Слэттери выжила в авиакатастрофе, но потеряла память. Что ожидает ее после реабилитации? Она пытается вернуть воспоминания, опираясь на рассказы близких. Поначалу картина вырисовывается радужная – у нее отличная семья, работа и жизнь в достатке. Но вскоре Нелл понимает, что навязываемые ей версии пестрят неточностями, а правда может быть очень жестокой. Воспоминания пробиваются в затуманенное сознание Нелл благодаря песням – любимым композициям, каждая из которых как-то связана с эпизодом из ее жизни.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
В книгу вошли рассказы, посвященные участию болгарской Народной армии в боевых действиях против гитлеровских войск на заключительном этапе второй мировой войны, партизанскому движению в Болгарии, а также жизни и учебе ее воинов в послевоенный период. Автор рисует мужественные образы офицеров и солдат болгарской Народной армии, плечом к плечу с воинами Советской Армии сражавшихся против ненавистного врага. В рассказах показана руководящая и направляющая роль Болгарской коммунистической партии в строительстве народной армии. Книга предназначена для массового читателя.
Новая книга В. Фартышева состоит из повестей и рассказов. В повести «История одной ревизии» поднимаются крупные и острые проблемы в современной экономике и управлении, исследуются идейные и нравственные позиции молодых ревизоров, их борьба с негативными явлениями в обществе. Повесть «Белоомут» и рассказы посвящены экологическим и морально-нравственным проблемам.
Впервые в Российской фантастике РПГ вселенского масштаба! Технически и кибернетически круто продвинутый Сатана, искусно выдающий себя за всемогущего Творца мирозданий хитер и коварен! Дьявол, перебросил интеллект и сознание инженера-полковника СС Вольфа Шульца в тело Гитлера на Новогоднюю дату - 1 января 1945 года. Коварно поручив ему, используя знания грядущего и сверхчеловеческие способности совершить величайшее зло - выиграть за фашистов вторую мировую войну. Если у попаданца шансы в безнадежном на первый взгляд деле? Не станет ли Вольф Шульц тривиальной гамбитной пешкой?