Лили Марлен. Пьесы для чтения - [46]
: Ну, рассказывайте же! Рассказывайте! (Нетерпеливо машет слугам, требуя, чтобы те ушли).
Сганарелль и Лепореллонеохотно исчезают.
Дон Гуан: Не лишенный приятности мужской голос пообещал в самом скором времени оторвать мне голову, если я не откажусь от мысли опубликовать свои воспоминания, а, заодно, не уберусь из города.
Фергиналь (изумлен): Что такое?
Дон Гуан утвердительно кивает головой.
(Возмущен). Но какая наглость!
Дон Гуан с сожалением разводит руками.
Да, ведь это, пожалуй, хамство, дорогой друг? (Неожиданно громко хихикает).
Дон Гуан: Оно покажется вам еще большим, если я скажу, что меня попросили прихватить с собою еще и вас.
Фергиналь (изумлен): Меня? (Во весьголос). Меня? (Хохочет). Но почему же меня?
Смеются, глядя друг на друга.
Дон Гуан (неожиданно мрачнея): Надеюсь, что теперь-то вы убедились в том, какое это безобразное изобретение!.. Каждый может позвонить тебе, когда ему заблагорассудится, не спросив твоего согласия, – помилуйте, да ведь это все равно, что ввалиться в чужой дом без приглашения!.. Любой может безнаказанно оскорбить тебя, не опасаясь получить в ответ удар шпаги!…Что за жалкое время, Фергиналь? И, посмотрите, какие жалкие и трусливые вещи оно изобретает!
Фергиналь (посмеиваясь): Да, вы просто ретроград, дорогой дон! Враг прогресса, как пишут теперь в газетах… Но я согласен. Народец у нас действительно ни к черту. Железную дорогу провели, а все такие же свиньи, как и раньше… Нет, их уже не переделаешь.
Дон Гуан (немного резко): Мне казалось, что я уже давно не похож на человека, который собирается кого-то переделывать. Единственным моим желанием всегда было как можно дальше находиться от всего, что происходит за этими стенами. (Кричит). Лепорелло!
В дверях появляется Лепорелло.
Пойди и немедленно выключи телефон.
Лепорелло: Сию минуту.
Дон Гуан: Нет, погоди. Убери его совсем.
Лепорелло: Слушаюсь, хозяин. (Уходит).
Фергиналь: Ах, любезный друг, любезный друг…
Короткая пауза, в продолжение которой, как и в сцене с Лепорелло, неожиданно тускнеет свет и на сцене появляется уже знакомая нам женская фигура в маске. Она медленно идет мимо Дон Гуана и Фергиналя, которые, однако, ее не видят. На лице Дон Гуанапоявляется беспокойство.
Дон Гуан: Постойте… (Прислушиваясь). Вы что-нибудь слышали? (Встав, подходитк окну и отдергивает штору). Мне показалось, будто меня опять кто-то позвал. (Возвращаясь в кресло). Уже который день я слышу, как кто-то окликает меня по имени.
Женская фигура бесшумно скрывается в правых дверях.
Фергиналь: Это значит только то, что вам давно пора отдохнуть. Выспаться. Развеяться… Хотите поедем на охоту? А почему нет? (Весело потирая руки). Собачий лай, храп лошадей!.. (Посмеиваясь, грозит Дон Гуану пальцем). Но только не прежде, дорогой дон, чем я получу последнюю часть вашей рукописи. (Поднявшись с кресла). Кстати, поправьте меня. (Подходит к висящему над столом портрету). В последний раз, я хорошо помню, здесь висела совсем другая дама… Разве нет?
Дон Гуан: Вы очень наблюдательны, любезный друг… (Поднявшись с кресла). Открою вам небольшой секрет. Обычно здесь висит портрет той, о которой я имею несчастье вспоминать.
Фергиналь заинтересован.
(С мрачной усмешкой). Когда видишь перед собой когда-то знакомое лицо, в памяти невольно всплывает множество давно забытых подробностей, которые говорят, порой, больше, чем все остальное… (Глухо). С тех пор, как я взялся за перо, не проходит и дня, чтобы я не удивлялся тому, сколько всевозможной дряни хранит человеческая память.
Фергиналь: Вы, должно быть, чертовски счастливы!.. Бродить от одной истории к другой, заново переживая счастливые мгновения, – да, вам можно позавидовать, черт побери!
Дон Гуан (сухо): Вы ничего не поняли, Фергиналь. Если я и мечтаю еще о чем-то, то только о том, чтобы поскорее избавиться от этого проклятия. Проснуться в одно прекрасное утро, не чувствуя больше тяжести воспоминаний. Забыть все, что было… Нет. Не забыть. Уничтожить. Превратить все это в ничто. (Мрачно усмехаясь). Теперь вам, может быть, будет понятно, почему мою книгу можно сравнить разве что с мышеловкой. Приманка, возможно, выглядит аппетитно, но только до той минуты, пока не щелкнет пружина и не захлопнется дверца.
Короткая пауза.
Фергиналь (негромко): Любезный друг не боится угодить в нее сам?
Дон Гуан (негромко, глядя на Фергиналя со странной, кривой усмешкой): Если хотите знать, любезный друг боится другого, – не угодить в нее.
Фергиналь (осторожно, опасаясь не угадать): Но я надеюсь, что речь все-таки идет не о раскаянии?
Дон Гуан укоризненно смотрит на Фергиналя. Короткая пауза.
(Спохватившись). О, простите меня! Сам не знаю, что это я такое говорю… Примите мои извинения.
Дон Гуан (подходя к стоящим у стены портретам, негромко): Если бы вы только знали, любезный друг, на какие только ухищрения не пускается наше прошлое, чтобы сохранить над нами свою власть! В какие только наряды оно ни пытается нарядиться! Каких только ужасов не обещает!.. (С явным отвращением). Но посмотрите на эти лица. Загляните в их глаза. Послушайте, что говорят их улыбки. И вам станет так же тошно, как и мне. (
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
В декабре 2014 года братья Олег и Алексей Навальные были осуждены по «делу "Ив Роше"». Алексей получил 3½ года условно, Олег — 3½ года колонии. Европейский суд по правам человека признал приговор произвольным и необоснованным, но Олег отсидел весь срок, 1278 дней. В этой книге, большая часть которой была написана в колонии, он изложил все, что произошло с ним за это время. И снабдил рассказ подробнейшими схемами и иллюстрациями. Из нее можно узнать, чем «красная» зона отличается от «черной», зачем в тюрьме нужны простыни и полотенца, что такое СУС, БУР и АУЕ, куда прятать сим-карту при обыске и почему Чубакка стал осужденным.
Впервые в Российской фантастике РПГ вселенского масштаба! Технически и кибернетически круто продвинутый Сатана, искусно выдающий себя за всемогущего Творца мирозданий хитер и коварен! Дьявол, перебросил интеллект и сознание инженера-полковника СС Вольфа Шульца в тело Гитлера на Новогоднюю дату - 1 января 1945 года. Коварно поручив ему, используя знания грядущего и сверхчеловеческие способности совершить величайшее зло - выиграть за фашистов вторую мировую войну. Если у попаданца шансы в безнадежном на первый взгляд деле? Не станет ли Вольф Шульц тривиальной гамбитной пешкой?
«Переломленная судьба» (2015) — новейший из романов китайского писателя Дун Си (р. 1966) и первое из его произведений, переведенное на русский язык. В центре повествования судьба молодого человека из сельской глубинки, по роковому стечению обстоятельств не поступившего в университет и ставшего гастарбайтером, но не оставившего мечты если не выйти в люди самому, то вывести туда своего сына. Это пронзительная история о противостоянии человека обществу, семье и самому себе, ставящая вопросы о смысле существования.
Если вы хотите иметь не только приятное, но и полезное чтение, хотите расширить свой кругозор – прочтите эту книгу.Вы погрузитесь в таинственный мир будущего и проживёте с его героями бурную и интересную жизнь в грядущем столетии!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.