Лили Марлен. Пьесы для чтения - [3]
Хозяин: Пять минут! (Скрывается за дверью).
Сразу вслед за его уходом, из посудомоечной показываются Официантка и Посудомойка.
Уборщица: Господа Правила! Пожалуйста, откройте. (Официантке и Посудомойке). Ну, видели? Спят, как убитые.
Официантка (подходя): Дай-ка я. (Подняв подол, изо всех сил стучит в дверь ногой).
Голоса из-за двери: «Идем, идем». Дверь распахивается, выпуская одного за другим пять Правил.
Первое Правило (сонно): Охота же вам стучать, словно на пожар.
Второе Правило (так же сонно): В самом деле, барышни. Нехорошо. Ей-Богу, нехорошо. (Зевает).
Уборщица: На вашем месте, я бы поторопилась.
Третье Правило (кивнув на дверь, за которой скрылся хозяин, негромко): У себя?
Официантка: А вы, как думаете?
Четвертое Правило: А без нас что – никак? (Зевает). Могли бы, кажется, и сами справиться.
Посудомойка: А вы это скажите господину профессору.
Уборщица (с достоинством): Не забывайте, что мы все-таки Эриннии, господа Правила.
Пятое Правило (сонно): Мы вроде как тоже не чернорабочие. (Зевает).
Официантка (возмущенно фыркнув): Ну, знаете!..
Голос Хозяина из-за двери: «Пять минут!». Официантка и Посудомойка бросаются к лестнице.
Уборщица (Правилам, шепотом): Я вас, кажется, предупреждала. (Убегает вслед за остальными).
Все трое быстро поднимаются по лестнице и скрываются за одной из дверей. Короткая пауза. Правилаозираются по сторонам.
Первое Правило: Ну, с Богом, что ли?
Второе Правило: С Богом.
Третье Правило (зевая во весь рот): С Богом, братцы.
Правила принимаются за работу. Они выносят столы и стулья, опускают на окне плотные жалюзи, задергивают занавеску на входной двери, снимают со стен картины, время от времени, нарушая молчание возгласами «Поберегись», «Посторонись», «Дай пройти». Скоро перед зрителем оказывается пустой, слабо освещенный просторный зал без каких-либо признаков мебели. В центре его застыли четыре Правила, которые растерянно озираются по сторонам, словно ожидая увидеть что-то страшное. ПятоеПравиломедленно идет по сцене, подбирая бумажки и насвистывая мелодию «Лили Марлен». Пауза.
Первое Правило (оглядываясь, свистящему Правилу, негромко): Перестань.
Пятое Правило: Что?
Первое Правило: Я сказал, перестань… (Оглядываясь по сторонам). Каждый раз, когда я это вижу, мне становится не по себе.
Второе Правило: Что и говорить. Хорошего мало.
Пятое Правило: В конце концов, это ведь ненадолго.
Первое Правило: Тш-ш-ш… (Сердито). Не надолго… Да, кто это знает?
Третье Правило: Вот именно.
Четвертое Правило (вполголоса): Пойдемте, господа.
Пятясь и оглядываясь, Правила скрываются за своей дверью.
Сцена пуста. Пролог закончился. Длинная пауза, которая постепенно перерастает в Первую часть пьесы, где Хозяин пансиона окончательно превращается в Профессора, а Официантка, Посудомойка и Уборщица становятся Эриниями.
Часть первая
Профессор (появляясь в дверях, нетерпеливо): Время! Время! Время!.. Поторопитесь, если не хотите неприятностей.
На сцене вновь появляются Правила. Теперь они тщательно причесаны и одеты в одинаковые темно-синие пиджаки с большими металлическими пуговицами.
Попрошу поторопиться, господа. Веселее! Веселее! Кажется, пора бы уже и самим немножко соображать, господа Правила!..
Правила мнутся.
(Сердито). Ну? Что мы ждем? Особого приглашения?
Правила поспешно исчезают за той же дверью, из-за которой они только что появились.
(Вполголоса, но достаточно громко, чтобы его слышали). Лентяи!
Короткая пауза. На сцене появляются Первое и ВтороеПравила, которые вносят на сцену длинный стол. Следом за ними, со стульями в руках, появляются остальные Правила.
(Отходя в сторону, чтобы не мешать). Ставьте в центр. (Кричит куда-то вглубь сцены). Включит, наконец, кто-нибудь свет!
Зажигается яркий, но какой-то холодный, казенный свет. Первое и ВтороеПравиластавят стол посредине зала, торцом к зрителям. Остальные Правила подходят со стульями.
(Оценивающе оглядев стол). Чуть ближе к стене.
Первое и ВтороеПравила отодвигают стол. Третье и ЧетвертоеПравила расставляют принесенные стулья.
Так. Хорошо… Где кресло господина рейхсканцлера?
Первое и ВтороеПравила исчезают. Из-за буфетной стойки на инвалидной коляске выкатывается Отец. На его коленях небольшая ваза с искусственными цветами. Подкатив к столу, он ставит на него вазу и быстро отъезжает в сторону, оценивающе оглядывая свою работу. Заметив это, Профессор подходит к столу, берет вазу и возвращает ее Отцу.
(Холодно). Я, кажется, предупреждал всех – ничего лишнего.
Отец (горячо): Но, послушайте, герр профессор. Ведь должен же быть хоть какой-то уют!
Профессор (холодно): Нет. (Отходит).
Появляются Первое и ВтороеПравила с креслом.
Сюда. (Показывает место возле стола).
Первое и ВтороеПравила ставят кресло и уходят. Отец с недовольным видом отъезжает в сторону.
Профессор: Часы.
Третье, Четвертое и ПятоеПравила срываются с места и исчезают. Короткая пауза.
Отец: Ничего особенного. Просто небольшая, красивая ваза, от которой веет домашним уютом…
Профессор (не дослушав): Я сказал – нет.
На балконе появляются три Эринии. Теперь они одеты в одинаковые строгие костюмы, в волосах – большие белые наколки. Некоторое время они стоят, о чем-то перешептываясь, затем старшая из них, – дородная дама бальзаковского возраста – начинает медленно спускаться вниз по лестнице. Одновременно, появляются
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
В книге подобраны басни и стихи. Написаны они детьми в возрасте от 5 до 15 лет. Дети испытывают глубинную потребность, порывы вдохновения и желания запечатлеть собственную иллюстрацию времени, свой взгляд на его пороки и добродетели. Для усиления познавательной функции книги составители разместили басни Эзопа и Крылова. Стихи посвящены Великой Победе: судьба родины – чувство, полностью внятное юному поколению. Прелестна сказка девочки Арины – принцессы Сада.
Говорят о немецкой пунктуальности, с которой гестапо организовывало террор. НКВД не уступал немецким коллегам. Репрессии против жен арестованных и их детей регламентировались 36 пунктами приказа от 15 августа 1937 года. В сохранившейся в архиве машинописной копии есть подчеркивания и галочки: чекист усердно штудировал пункты секретной бумаги, обдумывая, как быстрее и практичнее арестовывать и ссылать «социально-опасных детей». То, что для него было «пунктами», для девочки стало ее жизнью.
Все мы рано или поздно встаем перед выбором. Кто-то боится серьезных решений, а кто-то бесстрашно шагает в будущее… Здесь вы найдете не одну историю о людях, которые смело сделали выбор. Это уникальный сборник произведений, заставляющих задуматься о простых вещах и найти ответы на самые важные вопросы жизни.
![Клубничная поляна. Глубина неба [два рассказа]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2005, №2.
Владимир Матлин многолик, как и его проза. Адвокат, исколесивший множество советских лагерей, сценарист «Центрнаучфильма», грузчик, но уже в США, и, наконец, ведущий «Голоса Америки» — более 20 лет. Его рассказы были опубликованы сначала в Америке, а в последние годы выходили и в России. Это увлекательная мозаика сюжетов, характеров, мест: Москва 50-х, современная Венеция, Бруклин сто лет назад… Польский эмигрант, нью-йоркский жиголо, еврейский студент… Лаконичный язык, цельные и узнаваемые образы, ирония и лёгкая грусть — Владимир Матлин не поучает и не философствует.