Лилея - [26]

Что ж, можно и проволочить время, вить печать добрых синдиков самая что ни на есть взаправдашняя! Не возьмешь, не возьмешь голыми руками Елену де Роскоф, вот вить она как благоразумна, не забыла даже, что и по-русски «санкюлот» звучит «санкюлотом»!

— Салют! — В помещение вошел еще один молодой человек.

— Салют, Анри Антуан! — Чиновник, сидевший перед стеллажом, распрямился.

— Я зовусь Луи Леон, — сладковатым голосом отозвался вошедший.

— Ладно хоть, что не Аристотель Фемистокл, как у некоторых, — сидевший за столом оторвался от бумаг. — Э, да ты сегодня еще большим франтом, чем обычно!

— Что само по себе необычно, — отозвался чиновник со стремянки, и все четверо расхохотались.

— Ну да, справил пару обнов, — Луи Антуан или Леон, как уж там его звали, картинно поправил обеими руками взбитые длинные локоны смоляного цвету. Небольшое лицо его было округло, с маленьким раздвоенным подбородком и почти женским ртом. Большие черные глаза казались красивы и, вот уж диво, даже явственно подведены для выразительности краскою. На голове сидела чуть набок высокая шляпа с султаном из желтых страусовых перьев, палевый сюртук плотно схватывал фигуру, гибкий стан опоясывал трехцветный шелковый кушак, а ноги без единой складки обливали золотистые замшевые панталоны, спадавшие на вовсе небольшие для мужчины туфли. Однако ж и на переодетую женщину юноша ничуть не походил, что-то в нем было иное, Елена не могла понять, что.

— А невыразимые-то, сидят не хуже перчаток, да и в тон им! — воскликнул один из чиновников.

— Так вить работа Медонской мануфактуры, а шил мой обыкновенный портной, Шарло, он не испортит, — молодой человек несколько раз кокетливо обернулся вокруг себя.

— Медонской мануфактуры! Шутишь! — Чернильный юноша присвистнул.

— Ничуть не бывало, купил первые штуки!

— Нутко я пощупаю! — Чернильный присел.

— Э, не запачкай!

— Да не запачкаю, не жадобься! Ишь мягко! Впрямь не хуже замши, даже нежней!

Елене успел наскучить неприятный модник, но едва она отвела от него взгляд, как почувствовала, что теперь он глядит на нее.

— А это что за женщины? Гостьи нашей Луизетточки?

— Скорей всего нет, — чернильный с неохотой оторвался от панталон приятеля и воротился за свой стол. — Датская купчиха со служанкой, едет по Женевской бумаге. Ошибкою взяли, сопоставлю печать и придется выпускать. Все чисто.

— Все не бывает чисто, друг Порье! — Щеголь мелкими шажками подошел к столу. — В каком месте их взяли, ты говоришь?

— Да осматривала дом мятежника, оказалось, купить хочет. Говорю, Сен Жюст, оставь бумагу, она подлинная!

— Похоже, что и подлинная, — с разочарованием отозвался Леон или Антуан, названный Сен Жюстом. — А это у тебя что, протокол? Дом-то чей был?

— Казненного врага народа Роскофа, из бывших, — чиновник заглянул в собственную писанину.

— Порье, ты болван! — Глаза щеголя сверкнули, а ланиты налились румянцем. — Ты хоть от начала до конца читал эту подлинную бумагу?

— Ну, проглядел, мне главное дело образчики печатей. Чего это ты разбранился, Сен Жюст?

— Твоей же собственной рукой писано, — щеголь выдернул лист из под пресс-папье и поднес его к самым глазам чиновника. — Дом французского мятежника дворянина Роскофа! А задержана в нем датская купчиха Роскоф!

Отсыревшая лепнина на потолке каруселью закружилась над Еленой: экая глупость, как она забыла?! Как она могла забыть? В любом доме Франции безопасна она с Женевскою бумагой, кроме одного единственного!

Руки подруг невольно сошлись в крепком пожатии: Параша, похоже, уже поняла все, когда имя прозвучало дважды, старательно выделенное голосом щеголя.

— Ах, нелегкая! — Чиновник хлопнул себя чернильными пальцами по лбу. — Как это я проглядел…

— А может ты не случайно проглядел, а, Порье? Может, гражданка бывшая тебе чего посулила за такую небрежность? — Щеголь улыбался.

— Да ты чего, Сен Жюст? Я минуты не был с этой бывшей наедине, спроси у Клода или у Бунье! — Чернильный оборотился к двум другим чиновникам, однако ж напрасно: оба вдруг утратили интерес к разговору. Тот, что стоял на стремянке, залез еще на одну ступеньку вверх, а второй вновь и с самым озабоченным видом уткнулся в корешки папок.

— Я ж, в конце-то концов, их еще не отпускал! — Лицо Порье скривилось, как у готового расплакаться ребенка.

— Собирался отпустить, дружище, вот-вот собирался. Ладно, я пошутил. — Щеголь хлопнул собеседника по плечу рукою в золотистой замше. — Но Неподкупный на моем месте шутить бы не стал.

— Сен Жюст, только не говори Неподкупному, я… я никогда больше!

— У Неподкупного и так много забот, чтоб знать о таких пустяках. По щастью у него есть я, на кого он может положиться. Он полагается на меня целиком. — Сен Жюст оборотился к подругам. Румянец играл на его щеках, то вспыхивая, то отливая, тонкие ноздри трепетали, словно он вдыхал приятный запах. — Вы — шпионки роялистов и подлежите революционному трибуналу.

— Когда же нас будет судить сей трибунал? — Нелли холодно смотрела сквозь щеголя, словно глаза ее брезговали прикоснуться к его лицу. Сбросив личину купчихи, она ощутила вдруг непонятное облегчение. Что ж, им с Романом суждено погибнуть. В Пугачевщину Бог уберег ее, младенца, но сколько таких же было убито злодеями! Сколь много детей и женщин гибнет сейчас — лучше ли они других?