Ликвидатор - [7]

— Как он сказал, я был чересчур уверен в себе.

Уайлд поднялся по лестнице. Хартман был скрягой. Он любил показуху: машина, дом, моторная лодка. Но одежда его была дешевой, дом плохо обставлен; ультрасовременная стальная трубчатая мебель была не к месту, а тростниковая явно видала лучшие времена. Даже для Барбадоса этот дом, с его голыми стенами и бесконечными коридорами без ковров и арочными проемами, был слишком холодным.

Он оставил костюм на кровати. Чарльз Вэйн именно так бы и поступил. Подумал, что с ним сделает Хильда. Она была из тех женщин, которые способны повесить его в гардероб, чтобы раз в год вынимать, чистить, смотреть и чувствовать… Интересно, что бы она почувствовала? Он встал у окна и, посмотрев на потемневший сад, нахмурился. Он классифицировал эту женщину как животное, но, может быть, именно из-за ее нелюбви диктовать свои мнения? Он решил, что Хильда Хартман, наверное, чуть ли не самое одинокое существо на свете из всех встречавшихся ему. У нее все наладится. Не завтра, даже не через месяц. Она умудрилась влюбиться в Чарльза Вэйна, в то же время, как ему казалось, действительно любила своего отца, со всем этим ее терпеливым пониманием. Но потом, когда она сможет наконец перестать быть Хильдой Хартман и станет не более чем просто Хильдой, одинокой женщиной, у нее все наладится.

Она стояла в дверном проеме спальни и смотрела, как он переодевается в шорты и футболку. Он не поворачивался к ней, пока не убедился, что компас по-прежнему в кармане шорт. Потом сел лицом к ней, чтобы завязать шнурки.

Она раздвинула ему ноги и встала между ними.

— Ты никогда раньше ему не проигрывал. Подыграй ему снова сегодня вечером, Чарльз. Обещай мне. Если мы будем держаться вместе, он не сможет причинить тебе вреда.

— Я это запомню.

Она прижала его голову к груди; инстинкт предупреждал ее о нависшей катастрофе, или, может быть, в его настроении произошла тончайшая перемена. Он откинулся назад, потянув ее на себя. Он почувствовал, как напряглись мышцы ее спины и бедер, и стал мучить ее губы, пока не ощутил вкус крови.

— О боже, — выдохнула она. — Не уезжай, Чарльз. Скажи ему, что передумал, и оставайся со мной.

Чарльз Вэйн был мертв. Уайлд высвободился из ее объятий.

— Ты говоришь так, будто боишься за меня.

— Я боюсь за тебя. Любить меня — в его глазах это преступление. Он неистовый и жестокий человек. Очень жестокий. И ты будешь там с ним один на один.

Уайлд подумал, что вся эта ситуация была бы забавной, если. бы не искреннее отчаяние женщины.

Хартман ждал у подножия лестницы.

— Все готово, мистер Вэйн. А вы готовы? — Он рассмеялся. — К посвящению в братство рыбачащих в открытом море?

— Вот только я нервничаю, как котенок, — ответил Уайлд.

— Я иду спать. — Хильда снова была сдержанна и бесстрастна. Уайлду стало интересно, неужели Хартман считает, что она такая всегда. — Когда вы вернетесь?

Хартман пожал плечами:

— К ленчу, моя дорогая.

Октябрьский ветер стих. Луна еще не показалась, но звезды сверкали, и видимость была почти превосходной. Уайлд вспомнил о ночи неподалеку от Порто-Санто. Тогда условия тоже были превосходными. А все повернулось совсем нехорошо. Порто-Санто легко могло закончиться неудачей. Его первой неудачей. Которая оказалась бы и последней. Воспоминание о Порто-Санто преследовало его, когда он выполнял работу в Джорджтауне, мешая его объективности. Сегодня оно вернулось снова. Он посмотрел на огоньки проплывающего мимо берега и огромное сияние там, где на портовой дуге колыхался Бриджтаун.

Хартман управлялся со своей лодкой довольно неуклюже. Она называлась «Хильда», впрочем, вполне предсказуемо, и на ней стоял мотор в пятнадцать лошадиных сил. Она была узкой, восемнадцати футов в длину. Уайлд подумал, что в море с ней намучаешься.

— Вы когда-нибудь управляли моторной лодкой, мистер Вэйн?

— На Бродсе.

— На Бродсе? А, в Англии. Восточное побережье. Никогда там не бывал. Вы обнаружите, что здесь все несколько по-другому. Когда мы выйдем из гавани, вам нужно будет попробовать встать за руль. А пока можете познакомиться со снастями.

Уайлд присел на корточки и осмотрел лески и крючки. Он снял крышку с ведерка, в котором были кровь и кишки, и снова торопливо закрыл.

Хартман расхохотался:

— Воняет, а, мистер Вэйн? Но это именно то, что нужно. Мы запачкаем воду кровью. Мы привлечем внимание каждого морского стервятника. Сегодня ночью мы рыбачим из спортивного интереса. Я поймаю вам барракуду, которая стоит того, чтобы из нее сделали чучело, мистер Вэйн. Вам это понравится.

— Никогда нельзя знать наперед, — ответил Уайлд.

Стук винта под ним на мгновение усилился, потом снова стал ровным. Он улыбнулся, осознав, что, несмотря на всю свою тщательность и предусмотрительность, не учел того, что движок может заглохнуть.

— Это не должно пугать вас, мистер Вэйн. Встреча с барракудой доставит вам массу удовольствия, я убежден в этом. Это хищное чудовище.

Уайлд наблюдал за громадными плечами, сгорбившимися над рулем. Хартман в молодости, должно быть, был исключительно неприятным типом. То, что теперь рядом не было Хильды с ее страстным желанием, сильно меняло дело. Он совершенно определенно постарел. Когда-то достаточно было сказать: «Этот человек должен умереть, поскольку оскорбил правительство моей страны». Теперь стало необходимо вдаваться в детали, рассматривать отдельные человеческие особи. Сегодня вечером он жалел, что не получил это задание лет семь-восемь назад. Но семь или восемь лет назад Хартмана не было на Барбадосе. Семь или восемь лет назад Хартман был всего лишь досье в кабинете у правительственного чиновника.