Ликвидатор - [5]
Всю весомость происходящего я осознал на следующий день, когда, после убийственно короткой медкомиссии из четырех врачей и примерно получаса времени, вышел из стен райвоенкомата и прочел предписание.
"...Убыть в расположение в/ч номер ХХ979... на должность зам. начальника расчетно-аналитической станции... на смену ст. лейтенанту Ходыреву А. И..."
Бумага была выполнена в типографском варианте. Это означало, что тираж ее должен был быть ну уж никак не менее нескольких тысяч экземпляров. Может, десятков тысяч. Армия по пустякам не раскидывалась. Если сказано - призывать на спецсборы, - значца, будем призывать по большому счету.
Зам. начальника РАСТ... Перед глазами возникает станция: "Урал" с прицепом, приборы, рация, донесения, расчеты, дозконтроль, разведка местности. На "военке" мы тренировались на такой, так что общее представление о станции я имел. Какую конкретно работу РАСТ выполнял на ЧАЭС, я, естественно, не знал, и опасался поначалу попасть впросак, но "не боги пасут поросей", в соответствии с летучим выражением легендарного доцента. Кроме того, я был морально готов к экстренному обучению по традиционному армейскому принципу: "Не умеешь - научим, не хочешь - заставим!".Смущало одно: насколько я помнил, должность была капитанской, я же был "страшным лейтенантом", старлеем. Но сменять я должен был тоже старлея, и это меня успокаивало.
Сборы были недолгими. Вечером того же дня, напоследок жадно втягивая ноздрями запахи гражданской жизни, я уже стоял на перроне вокзала, ожидая отправления киевского поезда. Лора проводила меня лишь до дверей вокзала; мы заранее решили, что сцены вроде "уходит милый мой в солдаты" не будет.
Со мной в купе ехали еще двое "партизан". Четвертый из нашей команды к отправлению не явился; ушлая часть населения старалась косить на все, что угодно, лишь бы отмыкаться от поездки в Чернобыль.
Попутчики оказались водителями. Они методично надирались водкой, заглушая тревогу перед неопределенностью. Я курил одну сигарету за другой, отгоняя невеселые мысли об оставленных личных проблемах и стараясь представить себе, как выглядит А. И. Ходырев, насколько ловко он управляется с обработкой данных на РАСТ. После того, как плексигласовая карта местности, вертикально укрепленная в столе прицепа РАСТа, неожиданно расцвела мультяшными ядерными взрывами, я понял, что засыпаю. Остаток ночи старлей Ходырев долго и настойчиво пояснял мне принципы методики расчета доз облучения личного состава при прохождении моторизованной колонны через эпицентр ядерного взрыва, перемежая свои разъяснения цитированием прилипчивого стиха: "Сварщик зварює метал. Втома нападає..."
...Я проснулся от толчка в плечо:
- Белая Церковь... Стоянка - десять минут, подъем...
Поезд пришел рано, едва рассвело. Мы выясняем, как можно добраться до 'перевалки', воинской части где-то на окраине Белой Церкви, где нам предстоит переодеться и сдать на хранение гражданку.
Оказалось, что автобус туда ходит раз в три часа, начиная с 11 утра. Нас радушно накормили яичницей с колбасой в вокзальном ресторане, узнав, что мы едем 'на войну' - так многие местные жители прилегающих к Чернобылю районов называли катастрофу. Мои попутчики призывно грюкают бутылкой о стакан, но по такой рани пить мне не хочется, и я ограничиваюсь холодным чаем.
Время тянулось планерной резиной. Курить надоело, тыняться из угла в угол надоело, а более всего надоела неопределенность. Автобус подъехал всего лишь на полчаса позже обещанных 11-ти. Когда наконец мы десантировались из автобуса у КПП 'перевалки', яичница из утреннего ресторана упрямо набивалась в компанию к чему-нибудь более существенному - борщу, котлетам, картошечке...
Проверив документы, дежурный направил нас в каптерку, стоящую отдельно, за забором части, и по виду напоминающую место лишения свободы - трехэтажное здание с зарешеченными окнами. Армия, как и всегда, блюла кастовость: мои попутчики отправились на третий этаж, а я - на первый.
Мне выдали полевую офицерскую форму (куртка навыпуск и брюки - почему-то совершенно отстойные по виду галифе - в придачу к ней) с фуражкой-котелком, бушлат, вещмешок, сапоги (не хром, но кирза), ремень, пару белья, портянки, и прочий немудреный армейский атрибут. Я отправил то немногое, что приготовил с собой для ЧАЭС, в вещмешок, и, затолкав гражданку в свою сумку, сдал ее на хранение. Толстый прапор с опухшим лицом, сопя, каллиграфическим почерком внес меня в прошнурованный реестр.
В плохо освещенном, душном, зарешеченном помещении каптерки, среди распиханных по полкам сотен чемоданов, сумок, и, что мне особенно врезалось в память, нескольких свернутых в узел стеганых восточных халатов, я чувствовал себя вполне готовым к этапированию в Сибирь.
Стало чуть легче, когда солнце ласково мазнуло меня по щеке на улице. Я вернулся к КПП, где мне было наказано прибыть в казарму ХХ роты и ждать там "до особого". В казарме, кроме осовевшего от неподвижности дневального, никого не было. Потоптавшись на входе, я зашел внутрь и уселся на табуретку в Ленкомнате, не рискнув нарушить тишину большой казармы с рядами двухъярусных коек. В приоткрытое окно предательски неслышно вливалась июльская жара, замешанная на чирикании десятков воробьев с огромного тополя по соседству. Полуразборчивый командирский голос распекал подчиненного где-то в отдалении, не скупясь на упоминание его мамы. Ощущение принадлежности к апофеозной армейской машине стало настолько реальным, что мурашки стадом пробежали по загривку.
Подвиг и предательство — две стороны одной монеты. Вопрос только в том, кем и ради чего жертвует человек. Собой ради благой цели или близкими людьми ради выгоды. И кем его потом запомнят в веках: спасителем мира или инициатором геноцида, отважным первопроходцем или сумасшедшей обезьяной с гранатой, прекрасным рыцарем или подколодной змеей. Ведь от величия до подлости порой остается всего один, маленький шаг. Недаром они прячутся под одной обложкой…
Принято считать, что эксперименты в истории невозможны, потому что их нельзя повторить. И вообще, история не знает сослагательного наклонения. А если все же попробовать? Впрочем, вполне возможно, что перед нами предстанут не разные ветви и варианты одной-единственной истории, а бесконечное множество историй принципиально разных. В антологии собраны произведения, которые демонстрируют, как именно история меняет свое течение, выявляет истинное лицо событий и их персонажей, скрывая навсегда имена, мотивы, города и страны.
Научный детектив, он же «детектив наоборот». Бывает, что главным действующим лицом детектива становится ученый. В повести «Шесть букв» происходит обратное – толковый сыскарь поставлен в условия, в которых его опыт, ум, изворотливость и практицизм безостановочно тестируются вводными из мира формул и непреложных законов развития материи. В то же время характерные для suspense-детектива «правила игры на выживание» закручивают пружину читательского внимания до предела.
Сборник рассказов, отобранных жюри литературного конкурса короткого рассказа "СССР-2061"В 2061 году Советский Союз завершил первую стадию терраформирования Марса. Понемногу обживается Пояс астероидов. Активных боевых действий в 2061-м СССР не ведёт ни на Земле, ни в космосе. Предшествующие годы нами не детализованы: для нас с нашими читателями не слишком важно, существовал ли Союз непрерывно с 1922 года, или был воссоздан в каком-нибудь условном 2022. Не так важно, идёт ли действие на марсианской базе или дома на Земле.
Полная версия повести (книжный вариант) (Из аннотации издательства) "Остросюжетный детектив с элементами мистики и фантастики "Остров Пинель" придется по душе любителям приключений. Автор до последнего момента держит читателя в напряжении. Можно смело заключать пари на всевозможные развязки: ни один из предсказуемых вариантов здесь не подойдет!"Повесть вышла отдельной книгой в апреле 2006 в издательстве "Покетбук".
«У Ника во дворе выросла груша.Это он так ее назвал — груша. Для себя. На самом деле дерево выглядело странно, если это вообще было деревом. Ник Черныш впервые обратил внимание на несколько корявых веток, растопырившихся из покрытого узлами тщедушного ствола, в разгар лета прошлого года. От груши у дерева были только листья. За лето оно отрастило с десяток робких зеленых пластинок, которые из-за ночных заморозков последующей зимы сначала свернулись в трубочки, а потом облетели под напором северного ветра. Ник грушу жалел и терпеливо накрывал ее от морозов картонной коробкой…».
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Молодая женщина, искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, приезжает в начале 1970-х годов из СССР в Израиль, не зная ни языка, ни еврейской культуры. Как ей удастся стать фактической хозяйкой известной антикварной галереи и знатоком яффского Блошиного рынка? Кем окажется художник, чьи картины попали к ней случайно? Как это будет связано с той частью ее семейной и даже собственной биографии, которую героиню заставили забыть еще в раннем детстве? Чем закончатся ее любовные драмы? Как разгадываются детективные загадки романа и как понимать его мистическую часть, основанную на некоторых направлениях иудаизма? На все эти вопросы вы сумеете найти ответы, только дочитав книгу.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.