Ликвидатор - [30]

А замены закончились.

Партизанский ручей сильно обмелел в конце августа, а в первую неделю сентября и вовсе иссох.

Генык и я остались в гордом одиночестве - остальных наших корешей, партизан-офицеров, включая почти всех знакомых разведчиков, поменяли. Уехал и Дрюня, сердечно распрощавшись со мной; ему надо было срочно ложиться в больницу... Уехал почти весь Харьков, и хотя новые ребята были ничуть не хуже, ощущение пустоты от этого не уменьшалось. Мы автоматически разыгрывали новичков в столовой классической Дрюниной хохмой: "Вчера видел ворону над "четверкой"... Летела летела, потом гляжу - х...як! Упала... Прямо в разлом реактора... На лету спалило!" (хотя "четверку", по разговорам, уже перекрыли сверху).

Вместо Геныка с шахтерами стал ездить Игорь. Мы подивились такой преемственности имен, ведь Женькиного предшественника тоже звали Игорем. Да и шахтеры постепенно сменялись, только Донбасс оставался Донбассом в составе нашего РАСТа.

Вечера коротались в неспешных беседах в штабной палатке. Разнообразие вносилось фильмами по средам и пятницам. Нам показали - на моей памяти, по второму разу - весь цикл "Анжелики", несколько фильмов Фюнеса и Ришара; все в ужасном состянии, но смотрибельные.

...Мне запомнилась просветительская беседа молодого майора-медика из санчасти. Как-то вечером в курилке мы разговорились о последствиях аварии, о влиянии радиационных полей Чернобыля на наше здоровье.

От него я впервые услышал леденящий кровь прогноз - по подсчетам какой-то там медико-статистической группы выходило, как совершенно буднично сказал он, что большинству ликвидаторов надо отмерить по 15-20 лет от 86-го года - и на том успокоиться.

Так и сказал. Дословно.

Я слегка припух от такого цинизма, но ничего ему не сказал.

Уже перед самым написанием повести, шерстя Интернет, я наткнулся на следующие строчки: "...Появление радиационно-индуцированных солидных раков предстоит ожидать для ликвидаторов в ближайшем будущем с максимумом интенсивности примерно через 25 лет после аварии на ЧАЭС".

Оп-па. Значит, 2011 год.

Но тогда в это еще не так верилось, вернее, не верилось совсем.

Хотя анализы крови, несмотря на все секретные постановления и приказы о завышении данных, даже в бригадном медсанбате для нас не были радужными. Да и чувствовали мы себя доведенными до ручки - истощенными, изношенными, с разболтанными нервами...

Ладно, отвлекся.

Итак, последняя наша неделя в бригаде была наполнена тоскливым ожиданием замены. Тоскливым потому, что с трудом верилось в то, что это произойдет.

После обеда 8-го сентября я лежал в палатке, бездумно пялясь в плетенку панцирной сетки над головой. Генык вошел в палатку и буднично сказал:

- Збырайся, замена нам приехала. О-о-от...

Дальнейшее вспоминается урывками.

Прощание с мужиками. Тезка-Иванов выдает нам военные билеты - со вставленными карточками учета, из которой я с изумлением узнаю, что по сегодняшнее число набрал ровно 25 рентген, и ни микрорентгеном более... - проездные документы и деньги. Мы обнимаемся напоследок. Из "стариков" он остается один...

Мы спешим; "газик" из третьего спецбата идет прямо в Киев...

Только вкинуться, сегодня к вечеру мы будем уже в Киеве!

...Улицы Киева выглядят также, какими я их помнил с "довоенной" поры. Мы останавливаемся у гастронома на окраине. Штабные из третьего батальона, подвозившие нас, затариваются водкой, а мы, попрощавшись, садимся на конечной остановке на трамвай. Едем в сторону центра. Начинает смеркаться. На перевалку в Белую Церковь мы сегодня, пожалуй, уже не успеем.

Надо было искать крышу для ночлега.

Генык концов в Киеве не имел. У меня на этот случай прорезывались два варианта. Первым был мой давний приятель по аспирантской общаге, который получил квартиру на проспекте Советской Украины и который всегда радушно принимал меня во время редких командировок в Киев. Вторым был двоюродный брат Саша, который после Припяти получил квартиру где-то на улице Бальзака, в квартале, где жили многие эксплуатационники ЧАЭС, переселенные из Припяти. Я знал адрес, но как туда добираться - не имел понятия.

Телефона ни у одного, ни у другого не было.

Мы решили бить наверняка и ехать к приятелю.

Только спустившись в метро, мы поняли, какую ошибку совершили, поперев в Киев в "партизанской" форме. На боку у нас висели одинаковые противогазные сумки, хранившие тот немудреный скарб, который мы решились забрать с собой. Остальное покоилось в бригаде в толстых полиэтиленовых мешках с желтым ярлыком, и будет при случае свезено на могильник.

Два подозрительных типа в полевой форме с противогазами... Вокруг нас был постоянный людской вакуум. Нас чурались, от нас отводили глаза. Мы сидели в почетном удалении от остальных пассажиров вагона.

То же самое было и в троллейбусе.

Мы пока не придавали этому значения - нам все было в диковинку, толпы нарядно одетых людей, городской транспорт, освещенные витрины магазинов... Я осознал, насколько одичал за эти сорок дней.

Моего приятеля не было дома. Потоптались немного возле подъезда. Одолевал голод. Вечные старушки внизу, тревожно отодвинувшись на край лавочки, отправили нас в ресторан в торгцентре, за две троллейбусные остановки.