Утомленные пьянством разбойники сегодня рано угомонились, понимая, что нужно набраться сил перед грядущими событиями. Издалека донесся крик дозорного, потом приглушенный расстоянием смех.
Все было спокойно, но Конан привык доверять своим чувствам. Поэтому он лежал, не шевелясь, с виду крепко спящий, в действительности же в любой миг готовый к действию.
Вдруг он насторожился. Легкое движение, как полет паутинки, и такое же бесшумное. Чья-то невесомая тень скользнула к выходу из шатра. Через мгновение Конан был на ногах. Клинок коротко свистнул во тьме. Конан, повинуясь неожиданному порыву, в последний момент решил не наносить смертельного удара. Ночному гостю, кем бы тот ни был, сказочно повезло — на таком расстоянии киммериец никогда не промахивался. Одновременно варвар пихнул ногой на еще рдевшие угли лежавший рядом пук хвороста, сразу же вспыхнувшего с веселым треском.
— Кром! — изумленно выдохнул киммериец, увидев того, кто незваным проник в его палатку.
Прищурившись от неожиданного света, на расстоянии вытянутой руки от него, замерла женщина, облаченная в свободный черный плащ с капюшоном.
Увидев ее, Конан даже не подумал о том, кто она и как смогла проникнуть в сюда, минуя стражу на входе, как прошла через лагерь. Он даже не задался вопросом о том, что эта красавица, делает здесь.
Обычно Конан не терял так легко голову при виде стройной женской фигуры и прекрасного лица, но сейчас он был просто повержен неземной красотой своей гостьи. Женщина медленно опустила руку. Складки плаща дрогнули, открывая взору варвара то, что было скрыто под тонкой тканью — на короткий, но вполне достаточный миг, для того, чтобы кровь бросилась ему в лицо, а сердце часто-часто забилось. Под плащом больше не было ничего, и восхитительная белизна ее тела чуть не свела киммерийца его с ума.
— Кажется, я тебя напугала? — произнесла она приятным бархатным голосом.
Конан не обратил на слова внимания. Женщина и не ждала ответа, смотрела на варвара лукаво с нескрываемым любопытством. Губы ее тронула легкая усмешка, ясно говорящая: «И что ты теперь будешь делать?». Отстранено, будто и не он вовсе, а кто-то чужой и очень далекий, Конан понимал, что его заманивают. Но сейчас это не имело значения. Иногда рассудок вынужден уступить место чувствам, переполняющим человеческую душу. Порой бывало такое и с Конаном, но никогда еще желание обладать женщиной не было таким сильным. И варвар, отбросив саблю, прыгнул.
Женщина легко, даже слишком легко, ускользнула от тигриного прыжка могучего северянина, чья ловкость и стремительность не уступали его силе. Серебром зазвенел ее тихий смех.
— -Ах ты… зверь! Хорошо! Но сначала поймай меня!
Словно порывом ветра отогнуло полог шатра, и чаровница выскользнула в серебристую ночь. Конан.бросился следом.
Часовые у входа, спали. Этого просто не могло быть! Но Конан ничего не замечал, и тревога по поводу столь вопиющего нарушения дисциплины, которую он насаждал среди гордых и независимых мунган, не коснулась его сердца. Не видя ничего, кроме призрачно скользившей впереди фигуры в развивающемся черном плаще, он бросился в погоню.
Киммериец будто обезумел. Догнать, догнать — больше он думать не мог ни о чем. Стремительный бег нисколько не охладил его пыла, даже наоборот, еще больше разжег огонь в крови. Очень скоро беглянка исчезла в зарослях.
Перед черной стеной джунглей Конан ни на миг не остановился, врезался в нее, как разъяренный тур, с треском ломая ветки и сучья, зацепился за предательский корень и упал. Рядом раздался серебряный смех. Варвар мгновенно вскочил, рыча, словно раненый зверь. Пальцы вцепились в мягкую ткань плаща.
— Ага! — ликующе крикнул он, но с непостижимой грацией женщина выскользнула из одежды и снова побежала, легко, вроде бы и не слишком быстро, словно дразня, остолбеневшего от вида заблестевшего в лунном свете обнаженного тела женщины.
Впрочем, замешательство его длилось недолго. Отбросив бесполезный плащ, он ринулся за ускользающей добычей.
Джунгли, залитые мертвенным светом полной луны, тихий шелест ласкаемых легким ночным бризом листьев, нестройный хор ночных птиц, отдаленный рокот прибоя, дурманящий аромат тропических цветов и запах водорослей, такой густой, что у непривычного человека начинала кружиться голова.
Страсть. Звериные инстинкты. Необузданные желания.
Одежда Конану не мешала. Времени одеваться, после внезапного пробуждения у него просто не было. В одной набедренной повязке, босой, он не чувствовал ни ран от острых шипов, ни укусов москитов, которыми кишели приморские болота. Казалось, женщину эти мелочи и вовсе не беспокоили. Ее негромкий смех по-прежнему манил за собой. Она была близко, очень близко, но Конану никак не удавалось ее схватить. Это была уже не погоня, а сумасшедший бег, не разбирая дороги, напролом, сквозь колючий кустарник, через лужи с протухшей водой, по поваленным трухлявым стволам лесных исполинов. Женщина скользила впереди, почти не касаясь стопами земли, кружила между деревьев, будто танцуя. Ее серебристый смех доводил Конана до безумия. Огромный варвар, покрытый грязью и кровью, с всклокоченной гривой развевающихся по ветру волос, он напоминал безумного демона, вырвавшегося из преисподней. Киммериец дышал тяжело, пот заливал ему глаза, а девушка совсем не выглядела уставшей.