Лихие девяностые в Шексне - [16]

В цехе, на доске объявлений висят два листка. На одном из них говорится о том, что работники завода по желанию могут записаться на получение путевки на детей с первого по восьмой класс в пионерский лагерь в Феодосию. А на втором — кто желает записаться на покупку машины «Тойота». Стоимость её — 25—30 тысяч рублей. Очередь уже порядочная — восемьдесят пять человек. Это на шестнадцать машин. И в первых рядах, как всегда: Киселевы, Ноженко и прочая, и прочая. С нашими доходами ни туда, ни сюда нечего соваться.

В новостях по радио и телевидению передавали, что вновь произошла стычка гражданского населения с военными. На сей раз в Узбекистане. Из увольнения возвращались шестеро военнослужащих МВД. У них возник скандал с местной молодёжью. В результате которого четверо военнослужащих избиты до смерти.

Этот инцидент мы обсуждаем в слесарке. Курочкин говорит:

— Мочить их надо всех. — Это он о тех кто избивал солдат. — С автоматами надо туда. Тогда не будут басмачи головы поднимать.

Петруха поддержал его мысль:

— Я тоже говорю отцу: «Цацкается с вами русский Иван, а взял бы пулемет, да пулеметом. Тогда не стали бы шумиху поднимать». Раньше он бы со мной не согласен, а вот на днях побывал у меня в гостях и тоже решил: «Правда! Зря молдаване шумят».

— Конечно зря, — говорю. — Разве тебе под румынами лучше жилось?

ТУФЕЛЬКИ НА ШПИЛЬКАХ

Пришла дочь с вечера. Видим, она не в настроении.

— Что случилось? — спрашивает жена.

Дочь раздевается. Не отвечает. Потом слышим — плачет.

— Юля, что случилось? — жена испуганно.

У меня сжалось сердце. Жена идет в спальню к плачущей дочери.

— Так, что случилось? — Побили?

— Все девчонки в модных платьях и туфлях на шпильках, а я всё в одном платье. И на ногах…

Вновь послышались всхлипы. Я, с неким облегчением вздохнул. А супруга дочери:

— Юлюшка, — ну что же я сделаю? Ну нет нигде на твою ногу. Мне, ведь, не жалко, одевала бы мои. Я не виновна, что у тебя такая маленькая ножка. А в чем подружка ходит?

Жена спросила про одноклассницу дочери. Это девочка высокая, почти на две головы выше нашей. Выглядит уже взрослой девушкой, не смотря на свои тринадцать лет и уже обычно носила одежду и обувь своей матери. Скромна и застенчива. Слегка в рябинках лицо.

— Ее не было, — ответила дочь.

Думаю: «Про кого же еще из семьи победнее спросит жена. Наверное, про Иру Губину?»

У этой девочки большая семья. Мать частенько болеет. Ира- старшая и ей приходится дома быть за хозяйку. Варить и кормить младших братишек. Еда у них скромная. На столе, в основном, картошка, вернее — пюре, слегка забеленное молоком. И все хлебают из одного блюда. Но Ира, как и наша, учится без троек. Они две единственные в классе четверочницы и пятерочницы. А платье, в котором наша дочь была на вечере, было сшито ею самой. Оно красивое, в кружевах.

— Ира, как и я, — с рыданием ответила Юля на вопрос жены. — Мы вдвоем и были как… А у всех туфли на шпильках…

— Ну, я по себе знаю, как плохо не иметь чего-то модного, — поясняет жена. — Я бы купила тебе, но негде купить…

И, заходя в залу, разгневанно:

— К черту все эти деньги, книжки. Поеду в Вологду и на рынке куплю девке туфли хоть за восемьдесят рублей.

При этом она сердито сверкнула глазами в мою сторону. Пущенные ею стрелы воткнулись в меня и во мне, почему-то неожиданно возник гнев. Он полез наружу.

— Так, что же я то вам сделаю? — соскакиваю с дивана. — У тебя же есть деньги. Поезжай, куда хочешь, и покупай. Это были деньги тринадцатой зарплаты.

Мы получили с супругой четыреста пятьдесят рублей годовых и хотели положить на книжку четыреста рублей для лета. Летом деньги расходуются с лёту. Мы с женой планировали съездить в санаторий. Юлю записали в пионерский лагерь в Феодосию. Правда, если будут туда путевки то вряд ли нам дадут. С тем, чтобы не быть без копейки, я и предлагал отложить четыреста рублей на «черный день». Чем самым и вызвал гнев жены.

— Покупай чего хочешь, — удаляюсь на кухню. — У меня в кошельке денег нет.

— Как это нет? — Наигранно, удивленно говорит супруга. — Я вчера тебе давала десятку.

Я молчу. Десятки нет, но семь с половиной рублей у меня в кармане. А два рубля пятьдесят копеек истратил на пельмени, которые продавал сегодня знакомый одного из слесарей бригады. Сейчас товарно-рыночные отношения. Ему — ремни, а он привез вино и пельмени. Сейчас время такое, что торговый человек и вороний помет с выгодой продаст.

Дочь тем временем успокаивается и не однократно говорит:

— Ну! Вот! Не хватало ещё, разругаетесь…

Но я не хочу сдавать своих позиций жене. И я, шагая по комнате, грозно глядя на неё, пускаюсь в философию:

— Ишь, деньги им! А где я их возьму? — Воровать пошлете? Иные мои сверстники вон давно на машинах личных катаются, а я пятнадцать лет о мотоцикле мечтаю. И чуть что так — книжка. Какая-то несчастная тысяча скоплена за все годы. И она покоя не дает. Иди сними с книжки.

— А у меня нет книжки! И рубля на ней нет! — обрезает жена.

— Так чего тогда и шум поднимать?

Обменявшись диалогами, мы успокаиваемся. Заряд нейтрализован. Все готовятся ко сну.

***

07.01.1991г.

Сегодня праздник. Рождество Христово. Впервые официально отмечается при Советской власти. Моя мать, ей семьдесят один, была Шексне в церкви, а потом заехала к нам. Посидели за столом. А накануне я был в деревне. Ходил к Валентину Чистякову. Надо бы описать, но что-то не пишется. Устал что ли? Постараюсь, но не сейчас.