Лихие девяностые в Шексне - [10]

Было лишь одиннадцать часов, а рабочий день предпраздничный, то есть работа до двух.

Домой я пришел десять минут третьего. Дочь подала записку от жены. В ней она инструктировала, что если не вернется до трех, то мне необходимо податься в магазин, где она отложила мужскую куртку по цене — сорок восемь рублей. Жена была в парикмахерской. Нам предстояло идти на вечер, где собирались управленцы завода.

Прочитав записку, я забрался в ванную и вымылся.

А жена уже дома. На голове укладка. Довольнёхонька.

— Читал записку?

— Читал.

— Одевайся и пошли. Посмотрим, если куртка не понравится, не возьмем.

Куртка висела в отделе «Продано».

Жена сняла её с вешалки и стала рассматривать. Комбинированная. Большая часть светлая. Черные нарукавники в виде заплат. Размер пятидесятый. Я стал ее примерять. Супруга под руку:

— Смотри, чтоб все застегивалось до последней кнопки

Две кнопки сначала не захлестнулись, но они были тугие. Приложил усилия. На швах торчало много концов ниток.

— Чья фабрика? — Спросила жена. — Дайка — посмотрю. Тьфу. Грузия.

Прочитал вслух:

— Бакинская швейная фабрика. Азербайджан!

— Все равно. Нитки торчат, сразу видно — Кавказ. Вон у меня халат сшит в Нагорном Карабахе. Неделю поносила и весь по швам разошелся. А в пододеяльниках все нитки лопнули. Тоже там сшиты.

Я продолжал примерять куртку и думал: «Она конечно не идеальная. Но где взять лучше? И все-таки сравнительно не дорогая».

— Давай, — говорю, — возьмем.

— Надо брать, — соглашается жена. — Сейчас время такое — сегодня не возьмешь, а завтра не будет.

На том и порешили.

ВЕЧЕР

На вечер, посвященный Дню восьмого марта, мы пришли, когда в зале находилось с десяток человек. Тут была пара Кожевиных. Она — секретарша директора завода Мирау Петра Францевича. А он — электрик электроцеха. Она, как всегда, накрашена. Выглядит симпатично и если бы не тонкие ноги, то — красавица. Он одет в светло серый костюм, при галстуке. Лицо смуглое, нос с легкой горбинкой. Походка неспешная. При этом взгляд его направлен в землю, носки стоп раскидывает в стороны. Может он и получил прозвище «Дундич». На работу в электроцех всегда идет с засаленной холщевой сумкой. Она ему неизменно служит не менее шести лет, как мне рыбацкая.

Были тут и Веселовы. Она однокурсница моей жены. Фигуриста, тонколица. В черном платье с блестками. Платье красивое и она хороша. Он чуть выше среднего роста. Черные усы и волосы. Мастер на все руки. По-моему работает на тепловой. Позавчера шел на работу и еле переставлял ноги, сильно хромал. Я шел сзади, а когда обогнал спросил: «Что с ногой?»

— Да так, — отговорился.

Но в этот вечер, плясал, вернее танцевал в одном кругу со всеми. Эти мужики, как и я, пришли на вечер за счет жен.

На небольшой сцене налаживал микрофоны и музыкальный инструмент Ильин, руководитель заводского ансамбля и хора, в который каждую среду, четверг и пятницу, ходит моя супруга. Он коренастый. Смоляные волосы, слегка завитые, до плеч. На нем темно-голубая рубашка. Лицо черноватое, мужественное. Голос приятный. Весь вечер он пел и аккомпанировал себе на инструментах. С семи вечера до часа ночи. Другие музыканты за такую работу берут по тысяче рублей. Он же за зарплату —двести рублей.

И не откажешься, так как попал на «крючок» в отделе кадров. Запивает дня на два. Выговоры получает.

Пока жена переодевалась и расчесывала волосы перед зеркалом, я прошел в зал. Перекинулись с мужиками парами фраз. Видя, что они особо не расположены к разговору, да и я тоже, прошел вперед зала, стал ждать супругу. Она выбрала столик около окна. Он был четвертым или пятым в ряду от сцены.

На скатерти стояла пустая глубокая ваза. Приблизилась с букетом гвоздик жена Николая Веселова и спросила мою:

— Какую тебе?

— Все равно.

Она вынула из букета бело-красную гвоздику и украсила ею вазу.

Из закуски был салат, но мне он показался не свежим. Тонкими ломтиками нарезана копченая, а на двух блюдечках домашняя колбаса, изготовления заводских кулинаров. В широкой вазе обустроились шесть яблок и шесть конфет «Гулливер». Стеклянный кувшин наполнен клюквенным напитком. По среди стола — две бутылки водки и бутылка шампанского и шесть пирожных — «корзиночка».

Мы сели. Жена моя — в сиреневом платье, которое сильно электролизуется. Еще дома она выбрызгала уйму электростатика на платье и флакон на всякий случай взяла с собой. Я как обычно был в сером костюме и в светло-голубой рубашке, серых ботинках. В отличии от других вечеров, на мне отсутствовал галстук с переливающимися светло-зелеными блесками, купленный в юности в Моздоке в начале семидесятых годов, когда я там учился на экскаваторщика от ПМК-22 «Вологда мелиорация».

Постепенно зал заполнялся людьми. Пришли Баишевы. Сняли верхнюю одежду. Он в красной рубашке, при галстуке и серых брюках. Она в черном классическом платье. Оба в очках.

Надежда подошла к нашему столу и по-видимому хотела сесть с нами, но предварительно спросила:

— Людмила, у вас свободно?

— Ой, Надежда, должны подойти девчонки из нашего цеха да Якушевы. Было видно, что неудобно стало и Баишевой и жене. Они устроились за соседний столик, а вскоре к ним подсела чета Клеймятовых и еще две незнакомые мне женщины.