Liebe deinen feind (Возлюби врага своего) - [3]

— Вот и пришли. Ты, Кристиан, должен доложить своему новому командиру о прибытии, а то не дай бог, тебя могут расстрелять, как дезертира и отправят в этот сучий болотный батальон, который прикрывает наши задницы со стороны Саксон. Никто не будет разбираться, что тебя перевели приказом. Эти выродки дядюшки Гиммлера вытащат тебя на улицу и грохнут, словно русского комиссара!

— Я понял, господин фельдфебель! — сказал я, гордо выпячивая свою грудь.

— Давай, давай, герой, проходи сюда, тут мы сможем отогреть свои яйца. У разведчиков Крамера всегда тепло и еще хорошо кормят. Армейская разведка хоть и привилегированное подразделение, но самое опасное место службы, — сказал фельдфебель, пропуская меня вперед в подвал.

— Сейчас, господин фельдфебель, опасно везде. А в разведке я все же смогу по-настоящему испытать свой боевой дух и исполнить свой долг. Это война, и бывает, что даже наши тыловики и те погибают от бомбардировок, — сказал тогда я и почувствовал, как в мое лицо ударил неприятный запах сырости и тухлого мяса, исходивший из недр церковного подвала.

Я тогда был молод и совсем не понимал, что придет то время, когда я, возмужавший в боях простой немецкий солдат, задумаюсь о правильности этой неправильной войны. Ведь как раз судьба простого солдата порой бывает на удивление непредсказуема — сегодня ты бьешь своего врага, а завтра враг бьет тебя, и ты начинаешь думать ради чего все это? Ради чего столько жертв и, познав это, ты начинаешь уже любить тех, кто хочет твоей смерти.

Нагнув голову, фельдфебель проследовал в проем в стене, заставленный старой дверью, обитой ватным матрацем. В глубине подвала горела печь, и как у нас пахло жареным мясом. Трупы лошадей и коров, убитые бомбежкой валялись всюду, присыпанные снегом и дожидались весеннего тепла. Но вскоре даже эта дохлятина закончится, и голод еще больше подавит наш боевой дух.

Я еще тогда не видел и не понимал масштабов этой вселенской катастрофы. Новые и новые жертвы этой бойни сейчас были скрыты толстым слоем снега, напоминая простые сугробы. Пройдет время и с наступлением тепла, природа обнажит то, что описать словами просто невозможно. Человечество еще не придумало таких слов, которые могли рассказать о тысячах черных, синих и коричневых трупах, лежащих на льду Двины и на полях сражений вокруг всего города. Разложившись с приходом тепла, они наполнят сладковатым запахом смерти весь город и все его окраины. Все, кто тогда остался в живых будут вынуждены передвигаться по городу в повязках на лице и привлекать местное население к их захоронению, чтобы избежать распространения всякой заразы. Это было ужасно….

Спустившись вместе с фельдфебелем в подвал, я увидел в тусклом свете керосиновых горелок силуэты разведчиков. По всей видимости, они только недавно вернулись с рейда по большевистским тылам. Они не торопясь, снимали свои белые маскхалаты и развешивали их на просушку вокруг раскаленной докрасна печи, чтобы уже завтра снова уйти в тыл врага. Несмотря на усталость, у них еще хватало сил шутить и, судя по улыбкам на их лицах, было заметно, что эта вылазка разведки была вполне удачной.

Фельдфебель подошел к офицеру, сидевшему около печи, и доложил:

— Питер, я тебе привел нового разведчика. Полковник Зинцингер подписал приказ о его переводе. Наверное, с его приходом или все «Иваны» сдадутся в плен, или война совсем закончится. А тебе, Кристиан, хочу пожелать беречь свой зад. Пусть не тронет его граненый штык русского солдата.

Офицер посмотрел на меня уставшим взглядом и тихо совсем не по-армейски сказал:

— Присаживайся, малыш. Не слушай этого зануду. Весь 257 полк знает фельдфебеля Краузе, как первого паникера армии «Центр». Уже сегодня он готов сдаться в плен, лишь бы набить свое брюхо дерьмовой русской кашей, — сказал обер-лейтенант Крамер.

Он указал мне на пустой патронный ящик, который стоял возле чугунной печи и я, подчинившись его приказу, присел рядом. Скинув с плеч ранец, я поставил его рядом и замер, слушая своего нового командира.

— Ты, Питер, не зарывайся! Краузе с 38 года в вермахте! Я дрался в Бельгии и Польше. Я в первых рядах вступил на эту большевистскую землю. К тебе пока, Питер, еще благоволит фортуна, но я думаю это ненадолго. Я на всякий случай закажу тебе резной березовый крест, — зло сказал фельдфебель и с обидой плюнул на пол.

— Ты, Краузе, лучше себе закажи крест. Мы все здесь в одинаковом положении.

Фельдфебель вновь плюнул на пол и, кутаясь в гражданский вязаный шарф, ушел назад на передовую, бубня себе под нос проклятия в адрес капитана.

В эти дьявольские дни, когда русская авиация утюжила наши укрытия, когда мороз косил нас сильнее вражеских пулеметов, мы порой все срывались по любому пустяку. Нервы у каждого были на взводе, и было достаточно или плохого слова, или даже косого взгляда, как в ход моментально шли кулаки.

Крамер осмотрел меня с ног до головы и сказал:

— Я, Крис, хотел бы познакомить тебя с твоими новыми товарищами по оружию. С ними тебе придется делить и последний кусок хлеба, и последний патрон в этом чертовом пекле. Ты, наверное, знаешь, что такое разведка? — спросил он, подкидывая в печь щепки.