Лицом к лицу с расой - [9]

Шрифт
Интервал

Я представила список унижений, но они отказали по каждому его пункту, заявив, что это обычное дело и такое может произойти на любой работе.

Затем, Дэйвид Ниш сказал, что с его 30-летним опытом наблюдения насилия в семье он видел явные признаки. Он спросил меня, бил ли меня когда-нибудь мой молодой человек и не гневался ли он на меня. Я сказала, что он никогда меня не бил, но очень гневался на то, как со мной обращаются в «Стритворке». «Вот! Вот! Это первый шаг к насилию! — сказал он. — Уверен, что, если он ещё не начал вас бить, то это не заставит себя ждать!».

Беседа длилась не меньше часа. Он говорил мне: «Вы находитесь в серьёзной опасности», в то время, как остальная часть «группы реагирования» смотрела и одобрительно жестикулировала. «Мы вас любим, — продолжал он, — вы так долго у нас проработали. Этот парень, с которым вы встречаетесь, ведь вы же с ним знакомы несколько месяцев. Разве вы всё о нём знаете? Мы видим признаки. Видеть признаки — это наша профессия. Мы видим, как вы изменились. Вы заметили, что ваши коллеги не разговаривали с вами столько времени? Это вызвано тем, что им жаль ту, прежнюю Трейси, которую этот ваш новый ухажёр пытается убить. Вы что, хотите, чтобы он вас убил?»

Они представили мне моего друга психически больным и опасным фанатиком, от которого я должна была уйти. Его взгляды отличались от тех, которые имели люди, окружавшие меня. Он маргинал.

Стоя перед этой массой «авторитетных людей», уверявших меня в том, что все они на моей стороне, я почувствовала себя бессильной к сопротивлению, и сочла за глупость не согласиться с ними. В конце концов, они убедили меня в том, что мне угрожает большая опасность.

Оглядываясь назад, я ужасаюсь и изумляюсь, как после этого промывания мозгов, я согласилась позвонить моему парню, порвать с ним и отказать ему от дома, в котором мы вместе жили. Несколько человек слушали наш разговор, делая в записях пометки, чтобы удостовериться, что разрыв был окончательным. Сразу после этого мистер Ниш послал меня выполнять мои обязанности на моей прежней работе.

Я работала, а меня трясло от того, через что мне опять пришлось пройти. Мистер Ниш договорился, чтобы меня приняли в приют для жертв домашнего насилия. Он позвонил моим родителям и друзьям, чтобы рассказать им, как он спас меня от моего сумасшедшего друга. Затем он вызвал меня в свой кабинет и предложил вызвать полицию, чтобы они поехали ко мне домой и удостоверились, что мой друг съехал. Он даже загадочно и зловеще предложил послать «ещё кое-кого, не полицейских», чтобы вышвырнуть его, на что я ответила, что в этом нет необходимости.

Окончив работу в этот неожиданно полный рабочий день, я села в такси и поехала в свой «теперь безопасный дом». В автомобиле меня внезапно поразила жестокая абсурдность всей ситуации. Чем дальше я отъезжала от работы, тем более прояснялась моя голова. Я попросила водителя изменить маршрут и заехать за моим парнем, а потом отвезти нас обоих в дом на Стэйтен-Айленде. Телефонный звонок его озадачил, но он ждал меня, желая поговорить со мной начистоту. В тот же вечер я оставила мистеру Нишу сообщение о том, что не вернусь на работу. На следующе утро он позвонил мне домой, но я не ответила.

Сообщения он не оставил.

После этого я оказалась полностью изолированной ото всех, с кем я общалась в «Стритворке». У меня нет сомнений в том, что обо мне распространили информацию, что меня следует избегать, и словно испарились все те, кто уверял меня, что они заботятся обо мне и называли себя моими друзьями на всю жизнь.

Поначалу я не могла взять в толк, почему вицепрезидент такой важной некоммерческой организации как «Сэйф Хорайзон», да и другие высокие руководители, зашли так удивительно далеко, чтобы держать меня под контролем. Я предположила, что они это сделали отчасти потому что им была невыносима мысль о том, что кому-то мог не понравиться их прекрасный, либеральный рай, которые, как они считают, построили для себя. В глазах тех, кто видит их насквозь, это понижает их чувство превосходства.

Уже потом я услышала от кого-то из сотрудников «Сэйф Хорайзона», что после того, как я ушла, в «Стритворке» на несколько месяцев наступил кризис, потому что никто не знал, как выполнять мою работу и даже работу тех, за кого я работала.

Оказалось, что весь этот сумасшедший дом для гомосексуалистов, транссексуалов, лиц неопределённого пола, негров-чернорабочих, антиамерикански настроенных латиносов со скудными навыками говорения, и неисправимых бандитов, организованный согласно всем принципам многообразия и мультикультурализма, не мог должным образом функционировать без белой рабыни, выполнявшей всю работу. Я выяснила, что мне приходилось выполнять работу десятерых человек, проводивших рабочее время в увеселении, уклонении от работы и крадя из комнаты, в которую люди приносили пожертвования.

Когда-то я считала, что мои межрасовые столкновения уникальны и необычны для тех мест, в которых мне пришлось работать. Но, с тех пор я слышала множество историй подобных моей, может быть, не настолько удручающих. Все белые работали с кротостью принимая как должное всё, что с ними происходило, как издержки прогресса на пути к новому миру и новой реальности.


Рекомендуем почитать
Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.


Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России

Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.


Феминизм наглядно. Большая книга о женской революции

Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.


Арктический проект Сталина

На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».


Ассоциация полностью информированных присяжных. Палки в колёса правовой системы

Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?