Лицом к лицу с расой - [8]

Следует добавить, что «Стритворк» — это что-то вроде секты. Он пытался участвовать в каждом аспекте нашей личной жизни. Менеджеры задавали тон и всячески заставляли нас поверить в то, что нам очень повезло с такой замечательной работой, на которой нас так любят и клиенты, и коллеги, и руководители. Мы с презрением относились к посторонним и думали, что быть «внутри» это самое важное в жизни. Все в «Стритворке» считали свою организацию самодостаточным, мультикультурным и мультисексуальным раем и образцом для остального мира. Нам постоянно внушалось и вменялось жить в узких рамках догм «Стритворка».

Личная жизнь каждого сотрудника была очень переплетена с личной жизнью друг друга. Почти каждый день после работы мы ходили на «час счастья», и каждые выходные мы посещали разного рода вечеринки и мероприятия — всегда вместе. Мы давали друг другу советы по всем житейским вопросам и личным проблемам, — и всегда эти советы процеживались сквозь сито либерализма, многообразия и мультикультурализма. К примеру, когда я приобрела дом на СтейтенАйленде, мне сказали, что чтобы лучше понять тяжёлое положение чёрного, я должна пожить в скверной квартире в плохом районе. Я встречалась с музыкантом, который иногда уезжал на гастроли. Мои «друзья» посоветовали мне изменять ему как можно чаще, чтобы не беспокоиться о том, что он занимается тем же самым.

На самом деле, именно мой молодой человек, чуждый этому мирку, и начал менять мои взгляды. Это был очень умный белый юноша, бросивший школу в восьмом классе. С 18 лет он путешествовал по миру с фортепьянными концертами. Он был свободен от тех множественных слоёв идеологической обработки, которые накладываются на среднего белого в школе, колледже и на работе. У него даже была книга Джареда Тэйлора «Вымощенное благими намерениями». Чтобы понять каким сумасшедшим домом является «Стритворк», я должна была встретить его, человека вне общепринятой системы.

Он знал, что все на моей работе именовали его «тот белый мальчик, с которым ты ходишь». Он написал письмо одному из моих сотрудников, — одному из тех, кто больше всех ненавидел белых, — начинавшееся словами «Чёрному бою». Не из попытки обидеть, он попросту показал лицемерие и двойные стандарты того, что подавалось как «непредвзятость», когда белых хулят каждым словом, а фразу «чёрный мальчик» рассматривают как сильнейшее оскорбление (словом boy, бой, т. е., мальчик, назывались слуги-туземцы на Востоке, а также негры-рабы в США, прислуживавшие по хозяйству. В современной Америке слово «бой» в отношении негра считается ужасным оскорблением, — перев.). Мой парень также объяснил мне, что в «Стритворке» никому никогда по-настоящему не помогают выкарабкаться из беды, несмотря на все мои усилия. Всё, чему я там явилась свидетелем, было тотальное злоупотребление системой и полное отсутствие благодарности.

Моё отношение к работе стало меняться. Я начала возражать против сексуального домогательства. Я положила конец тому, чтобы «Стритворк» лез в мою личную жизнь. Это превратило меня визгоя на работе, а то, что я встречалась с «белым мальчиком», продолжало вызывать немалую тревогу. Те, кого я считала своими друзьями, теперь смотрели на меня, как на отверженную, только потому что я не поддерживала политики презрительного отношения к белым, проводимой «Стритворком». Мои предложения по улучшению работы игнорировались, а на должность, которую когда-то обещали мне, выдвигались совершенно некомпетентные люди. Тот самый грузный пожилой негр, проводивший со мной собеседование при приёме на работу, вызвал меня в свой кабинет и сказал, что он обеспокоен и разочарован. Он пообещал мне весьма существенное продвижение по службе, если я выйду из своего «пузыря» и «вернусь в загон».

В общем, я подала заявление на увольнение. Мне тотчас позвонил вице-президент Дэйвид Ниш и попросил меня вернуться кое-что обсудить. Он сказал, что сильно за меня волнуется, и что моё счастье и успех являются предметом его беспокойства. Мой молодой человек согласился с тем, что я должна пойти на встречу, — кто знает, может быть, мне предложат долгожданное повышение!

По дороге в Гарлем мы составили список унижений и оскорблений, которые мне пришлось перенести. Я думала, что если мистер Ниш действительно так печётся обо мне, то приложит усилия, чтобы исправить эти нарушения.

Когда я приехала, я был потрясена тем, что меня встретила такая огромная «группа реагирования». Они в первую очередь сказали, чтобы я вернулась обратно к машине и сказала ждавшему меня парню, чтобы он ехал домой. Когда я вернулась, то увидела, что в руках у каждого сотрудника было по копии письма с обращением к «Чёрному бою», посланное моим парнем. В точности, как он и предсказал, они использовали это письмо, для того чтобы заклеймить его опасным фанатиком. Я был шокирована тем, что все, находившиеся в помещении, включая вице-президента, кричали на меня, размахивая личной корреспонденцией.

Вслед за этим они стали лгать и утверждать, что мой друг писал письмо за письмом разным людям в «Стритворке». Они откровенно пытались возложить на меня вину, лживо заявляя, что он писал подобные письма всем сотрудникам, мешая им выполнять общую «миссию».