Лицом к лицу. О русской литературе второй половины ХХ – начала ХХI века - [22]
Рискуя впасть в сильное преувеличение, мы все же решимся утверждать, что стихотворение Иосифа Бродского «Рождественская звезда» можно воспринимать и как своеобразную интерпретацию мандельштамовской «Оды». Стихотворение о вожде и поэте было прочитано Бродским как стихотворение об Отце и Сыне, который, глядя в глаза Отцу, понимает, что он обречен погибнуть, спасая мир. В свете такой интерпретации совершенно неожиданное звучание и значение приобретает обещание «Воскресну я»[99], которым завершается стихотворение Мандельштама.
«Что же пишут в газетах»?
(Смерть Иосифа Бродского в зеркале московской прессы)
I. Тема «Смерть поэта» – одна из сквозных для творчества Бродского – многократно привлекала внимание исследователей его стихов и прозы. В нижеследующей заметке мы сосредоточимся на тех аспектах этой богатой темы, которые до сих пор оставались в тени: мы бы хотели проанализировать отклики на смерть Бродского, напечатанные в московских газетах в конце января – начале февраля 1996 года. Следовательно (лучше сразу же в этом признаться), речь далее пойдет не столько о самом Бродском, сколько о восприятии облика и образа Бродского, как он сложился в сознании отечественного интеллигента на излете жизни поэта.
II. Первое, на что хотелось бы обратить внимание, – это местоположение большинства сообщений о смерти автора «Рождественского романса» в московских газетах. За исключением ожидаемо промолчавших «Правды» и «Советской России», а также «Российской газеты», где некролог Бродскому поместили на восьмой странице, все остальные СМИ опубликовали анонсы траурных подборок, посвященных Бродскому, на заглавных страницах – крупным шрифтом и в сопровождении фотографий покойного.
Поэтому не следует удивляться, что эпитеты «великий» и «гениальный» употреблялись авторами едва ли не всех некрологов: «Огромное гениальное чело – вот что всегда поражало меня в его портретах» (И. Медовой // Культура. 3 февраля. С. 1), зачастую, даже не как само собой разумеющиеся, а как уже поднадоевшие, затертые: «Сказать великого поэта, классика – почти невозможно из-за девальвации этих слов» (Русский ПЕН-центр // Литературная газета. 31 января. С. 3); «Он достойно, без тени экзальтации пронес через жизнь образ Великого Поэта – как человек современной мировой культуры, прекрасно осознавая его двусмысленность» (Л. Рубинштейн // Коммерсантъ-DAILY. 30 января. С. 13).
III. Основными атрибутами и знаками величия Бродского в некрологах, как и следовало ожидать, послужили: а) ученичество у Ахматовой («Я думаю, где-то там вздрогнула, наверное, душа Ахматовой, которая так его любила» – А. Вознесенский-1 // Вечерняя Москва. 30 января. С. 1); б) ссылка в Норенское; в) изгнание из СССР; г) Нобелевская премия. Характерная деталь: газете «Вечерний клуб», ни за что не желавшей упоминать в соседстве с именем Бродского имя Михаила Шолохова, пришлось написать, что Бродский «стал третьим русским поэтом (вслед за Буниным и Пастернаком), получившим Нобелевскую премию» (Вечерний клуб. 30 января. С. 1), хотя Пастернак и особенно Бунин получили премию в первую очередь за прозу.
IV. Из некролога в некролог ожидаемо повторялись уподобление Бродского А. С. Пушкину и сакраментальная реплика о вновь закатившемся солнце русской поэзии. При этом, в полном соответствии с известным принципом, описанным в известной пьесе («С Пушкиным на дружеской ноге»), многие авторы стремились ненавязчиво внести в свои горестные заметки интимную, личную ноту. Прозвучала она и в откликах на смерть поэта, составленных литераторами, при жизни бесконечно от Бродского далекими: «Сварил мне турецкого кофе…» (А. Вознесенский-2 // Комсомольская правда. 30 января. С. 3). Или – малознакомыми: «В 1992 году “НГ” пригласила Иосифа Александровича на свой праздник. Бродский отказался. Сказал – боится, что не выдержит сердце» (Г. Заславский, И. Зотов // Независимая газета. 30 января. С. 1); «Я слышал его два раза. Он выл свои стихи в пространство, не обращая на нас внимания» (А. Аронов // Московский комсомолец. 30 января. С. 1); «Ознакомившись с составом подборки переводов из Стрэнда – моих и американской переводчицы <…>, Бродский согласился написать предисловие к грядущей публикации этих переводов в журнале “Иностранная литература”. Мне больно думать, что эта статья, быть может, последняя лежала на его рабочем столе. Кто знает, вдруг удастся восстановить текст по черновикам» (А. Кудрявицкий // Труд. 3 февраля. С. 5). Или даже – незнакомыми вовсе: «Русский снег за промерзшим московским окном. Навалило за сутки больше, наверное, чем в северном Питере – любимом городе Иосифа» (С. Скопнов // Московская правда. 30 января. С. 2); именование Бродского «Иосифом» без фамилии и отчества (ср. «Марина» Цветаева, но никогда, например, – «Федор» Тютчев) – встречается во многих некрологических откликах на смерть поэта.
V. На правах утонченных ценителей поэзии Бродского авторы ряда некрологов позволили себе мягко– или жестко-скептическую усмешку – разумеется, не в отношении Бродского, но в отношении его остальных (прежде всего – власть имущих) недалеких читателей:
Жизнь Осипа Мандельштама (1891–1938), значительнейшего поэта XX столетия, яркая, короткая и трагическая, продолжает волновать каждое новое поколение читателей и почитателей его таланта. Акмеист в предреволюционное время, он состоял в чрезвычайно сложных отношениях со своим веком. Слава его выплеснулась далеко за пределы России и той эпохи. Итальянский режиссер Пьер Пазолини писал в 1972–м: «Мандельштам… легконогий, умный, острый на язык… жизнерадостный, чувственный, всегда влюбленный, открытый, ясновидящий и счастливый даже в сумерках своего нервного заболевания и политического кошмара… причудливый и утонченный… – принадлежит к числу самых счастливых поэтических прозрений XX века».
Мемуары Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» читают и перечитывают уже несколько десятилетий, однако загадки и тайны до сих пор не раскрыты. Олег Лекманов – филолог, профессор Высшей школы экономики, написавший книги об Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине и Венедикте Ерофееве, – изучил известный текст, разложив его на множество составляющих. «Путеводитель по книге «На берегах Невы» – это диалог автора и исследователя. «Мне всегда хотелось узнать, где у Одоевцевой правда, где беллетристика, где ошибки памяти или сознательные преувеличения» (Дмитрий Быков).В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Перед вами сборник лекций известного российского литературоведа, в основе которого – курс, прочитанный в 2017 году для образовательного проекта «Магистерия». Настоящее издание – первое в книжной серии, в которой российские ученые будут коротко и популярно рассказывать о самом важном в истории культуры.
Эта книга о Сергее Есенине (1895–1925) – новый, непредвзятый взгляд на его драматическую судьбу. Здесь подробно исследованы обстоятельства его жизни, в которой порой трудноразличимы миф и реальность, маска и подлинное лицо. Авторы книги – авторитетные филологи, специалисты по литературе русского модернизма – на основе многочисленных документальных свидетельств стремятся воссоздать образ Есенина во всей его полноте. Следуя от раннего детства до трагического финала жизни поэта, они выявляют внутреннюю логику его биографии.
В эту книгу вошли статьи, написанные на основе докладов, которые были представлены на конференции «„Революция, данная нам в ощущениях“: антропологические аспекты социальных и культурных трансформаций», организованной редакцией журнала «Новое литературное обозрение» и прошедшей в Москве 27–29 марта 2008 года. Участники сборника не представляют общего направления в науке и осуществляют свои исследования в рамках разных дисциплин — философии, истории культуры, литературоведения, искусствоведения, политической истории, политологии и др.
Сборник посвящен поэме Вен. Ерофеева «Москва–Петушки» как образцу прозы второй половины XX века. В статьях предлагаются разные подходы, позволяющие, по мнению авторов, относительно объективно понять и истолковать подобные произведения.В заключение публикуется записная книжка Вен. Ерофеева 1974 года.
В публицистических произведениях А.Курков размышляет о настоящем и будущем Украины.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.