Личный убийца - [23]

Видавший виды Решетников почувствовал, как захолонуло сердце, а к горлу подступила тошнота. Он опустил фонарь и, закрыв глаза, прислонился к стене. Простояв так несколько минут и лихорадочно соображая, как поступить, не нашел ничего лучшего, чем вернуться в сени, подняться по лестнице и вылезти в окошко обратно. Спустившись с пристройки на землю, он присел на каменный выступ в фундаменте, закурил и позвонил по сотовому телефону Каменеву.

— Алло, — раздался знакомый голос. — Говорите, я вас слушаю.

— Саня, это я, Викентий, — с трудом проговорил Решетников. — Бросай все к чертям и приезжай сюда!

— Где ты?

— Кажется, в глубокой жопе…

ГЛАВА 9

Прошел и час, и второй, и третий, а людей и машин не убывало. Словно зрители съезжались на представление, не начинавшееся по неведомой причине. Уткнулась в забор «канарейка» с дежурившим на связи сержантом; подкатил к самому крыльцу «Форд» с прокурорской группой; замер посреди дороги «УАЗ» с экспертами из областного УВД. К полудню подъехала труповозка. Молодой врач в наброшенной поверх мятого халата болониевой курточке беседовал с советником юстиции; пыхтел папироской кинолог, подкармливая «Педдигри-пал» пса с лоснящейся на солнце палевой шерстью. Двое, присев у калитки, осторожно укладывали слепки следов в пластиковые пакеты.

— Около пяти видела, — отвечая на вопрос милицейского капитана, говорила женщина из местных, — сказала, что должны привезти саженцы.

— Кто и откуда?

— Этого не знаю.

— А до нее вы кого-нибудь видели?

— Видела, а как же. Адамишиных, вон та дача, под шифером… Бабка и сноха приезжали в такси. Потом… потом этот, как его… железнодорожный начальник приезжал на «Волге», говорил, в воскресенье собирается семью привезти на жительство. Вон там он в прошлом году купил…

Каменев сидел на деревянной колоде возле пристройки — то прислушиваясь к разговору, то переключаясь на следственные действия, проводившиеся, с его точки зрения, слишком долго и нерасторопно. Как назло, никого из прибывших оперативников он не знал, его тоже не знали, но представляться он не спешил — не видел в этом смысла. Сказал только следователю, что работает в сыскном агентстве.

Решетников все это время из дома не выходил, его допрашивал следователь прокуратуры дотошно, но не предвзято.

— Получается, что прямо от вас она приехала сюда на дачу, — сопоставив показания, вслух предположил пожилой следователь, то и дело морщившийся от боли в желудке или пояснице, — электричкой в три пятнадцать, так?.. Эй, вы там! Есть что-нибудь свеженькое?

Последний вопрос был адресован экспертам, сгрудившимся под распахнутым настежь окном.

— Свеженькие только следы сыщика, — ответил молодой улыбчивый криминалист со спринцовкой в перепачканной гипсом руке. — Есть еще следы женских туфель, возможно — убитой, но это уже не свеженькое, а черственькое, размытое дождем и припыленное ветром.

— Это все?

— В доме обнаружены пальцевые отпечатки, — сообщил из спальни криминалист.

— Тридцать пять — сорок часов тому, — вклинился судебный медик, — точнее не спрашивай, вскрытие покажет.

Следователь писал, перечитывал и снова писал, казалось, позабыв о Решетникове. Тот сидел на табуретке, положив смиренно руки на колени, и понуро ждал очередного вопроса.

— Зачем ей было поручать вам следить за мужем, если она собиралась застрелиться? И зачем было приезжать сюда, на дачу? Предположим, он вернулся бы через неделю, не нашел ее дома, приехал бы сюда, обнаружил разлагающийся труп… Ни посмертной записки, ни очевидных мотивов, — отложив писанину, задумчиво проговорил следователь.

— Очевидных мотивов нет, — согласился Решетников.

— Вот именно. Вы говорите, состояние ее было нормальным?

— Если хотят рассказать о преступлении, как вы понимаете, то идут не к нам, а к вам. А у нас все между «хочется» и «колется»: что-то подозревают, но не уверены, просят проверить.

— Можно выносить? — демонстративно глянув на часы, спросил санитар.

— А доктор что говорит?

— Доктор закончил.

— Тогда выносите.

Голоса разом смолкли, все, кто закончил работу, поспешно вышли во двор. Мимо Решетникова пронесли носилки с трупом Богданович, укрытым одеялом.

Следователь предложил «Яву» Решетникову, зная, что свои у него кончились.

— Проводила мужа на вокзал, — загибая пальцы, забормотал он, — потом поехала в частное агентство и поручила следить за мужем. Мотив — нелады в семье, подозрение в двойной жизни, обнаруженный пистолет «лепаж» и валюта в крупных размерах. А почему не пришла раньше? — посмотрел он на Решетникова. — Например, неделю назад, когда он ее избил? Дождалась бы, пока уйдет на работу, и пришла. Нелогично, а?

— Кофе выпью, тогда погадаю на гуще, — оторвал от сигареты фильтр Решетников. — Может, взаперти он ее держал? Может, сам за ней кого-нибудь присматривать подрядил? Я о ней-то толком ничего узнать не успел. Из всего, что наводит на размышления, — только след от тряпки. Ясно, что самоубийца собственные следы затирать не станет.

В комнату вошел лейтенант, протянул следователю трубку радиотелефона:

— Вас из управления.

— Я слушаю… Ты уверен?.. Факс есть?.. Когда приехал?.. Так!.. Так… Сообщайте!.. Да, и немедленно. Пусть запросят принимавшую сторону. — Следователь вернул телефон, посмотрел на Решетникова. — Ну вот, Викентий Яковлевич, одним подозреваемым меньше. Богданович прибыл в Архангельск вчера в девять часов десять минут утра шестнадцатым поездом. Его там встретили и поселили в гостинице «Север», в пятьсот четырнадцатом номере, где он и проживает до сих пор.