Личное дело. Рассказы - [130]

Пересказывать жизненный путь Конрада в послесловии к его автобиографии было бы странно. Однако «Личное дело» было написано в 1909 году, посреди его писательской карьеры, вторая половина которой оказалась ничуть не менее насыщенной. Хронологически «Дело» заканчивается, когда тридцатишестилетний Конрад, следуя не вполне осознанному порыву, бросает должность капитана британского торгового флота, чтобы стать писателем. И если морской опыт послужил материалом для значительной части его произведений, то приключения Конрада в мире литературы стали широчайшим исследовательским полем, целой отраслью литературоведения. Самым интересным для сегодняшнего русского читателя аспектам писательской жизни и наследия Конрада мы и посвятили это предисловие. Кроме того, представить сравнительно широкой публике портрет Джозефа Конрада – не только честь, но и дань уважения автору, чьи произведения, помимо долгих часов размышлений, подарили нам и редкие минуты переводческого вдохновения.

Я говорю «нам», потому что над переводом этой книги трудилось без малого сто человек. И это не преувеличение. Перед вами плод пятилетней работы Мастерской литературного перевода, которая открылась в Петербурге в 2013 году. Выяснив, что несколько произведений любимого автора все еще не переведены на русский [51], я решил восполнить этот пробел и опробовать формат совместного перевода. В течение пяти лет люди разных профессий и возрастов собирались за одним столом (а в случае с онлайн-группой в одном видеочате), чтобы провести пару часов за вдумчивым чтением оригинала и кропотливым обсуждением перевода. Дома каждый переводил небольшой отрывок самостоятельно, а на занятии мы работали над текстами все вместе. Над нами не довлели сроки, поэтому над одним предложением, оттенком смысла, различными толкованиями неоднозначных пассажей мы бились, пока не доводили перевод до максимально близкого к безупречному состояния. Это удивительно, но в таком, казалось бы, интимном деле, как литературный перевод, принцип «одна голова – хорошо, а две – лучше» действует почти пропорционально количеству голов. По мере работы над текстами мы все глубже погружались в сложноустроенный мир Конрада и находили все больше связей с сегодняшним днем, убеждаясь, что многие актуальные вопросы Конрад сформулировал уже сто лет назад.

Конрад глазами писателей и современников

«Личное дело» – скорее автобиография духа, писательское и гражданское кредо, нежели последовательное изложение событий. Конрад был убежден, что книги и есть автопортрет писателя, и проявлял чрезвычайную щепетильность в отношении своего личного пространства. Он внимательно следил за тем, как преподносятся обстоятельства его биографии, планомерно сжигал письма всех адресатов и, если у него появлялась такая возможность, – свои [52]. Кроме того, в «Деле» не упомянут ни один из знаменитых друзей Конрада, знакомство с которыми для иных и становится поводом для мемуаров. Зато они оставили целый корпус воспоминаний, которые, наряду с автобиографией, помогают воссоздать стереоскопический образ писателя. Одним из первых пишущих друзей Конрада стал Джон Голсуорси, автор «Саги о Форсайтах»:

Я познакомился с Конрадом в марте 1893 года, на борту английского парусника «Торренс» в порту Аделаида. Он командовал погрузкой и на обжигающем солнце имел весьма темный вид: загорелый, с черной бородкой клинышком, почти вороной шевелюрой и темно-карими, глубоко посаженными глазами. Сухощавый, невысокого роста, с длиннющими руками и широкими плечами. Голова его была несколько наклонена вперед. Он говорил с сильным акцентом и даже показался мне не вполне уместным на английском корабле. В его компании я провел пятьдесят шесть дней плавания.

Первый помощник на парусном судне несет основную нагрузку. Всю первую ночь плавания он боролся с пожаром в трюме. Никто из семнадцати пассажиров ничего не узнал, об инциденте нам рассказали много позже. Он принял на себя основной удар, когда мы попали в ураган возле мыса Лиувин, а потом и в еще один шторм. Хороший моряк, он был внимательным к погоде и споро управлял кораблем. К новичкам он относился с особым вниманием: на судне был один бедолага, долговязый бельгиец, который зачем-то отправился в море, хотя жутко боялся высоты. Участливый Конрад старался не посылать его на мачты. Матросы любили Конрада, для него все они были не просто подчиненными, но индивидуальностями. Он любил поболтать с ними после вахты. Он хорошо относился ко второму помощнику – молодому, веселому и способному моряку, англичанину до мозга костей; и с уважением, пусть и слегка окрашенным иронией, к своему английскому капитану, крепкому старику с седыми бакенами. Чтобы стать адвокатом по морским делам, я должен был изучать навигацию и каждый день вычислял положение корабля под руководством капитана. Мы сидели по одну сторону стола в кают-компании и сверяли свои наблюдения с записями Конрада, который слегка насмешливо смотрел на нас с другой стороны. Конрад и сам был капитаном, и его подчиненное положение на «Торренсе» объяснялось лишь тем, что он еще не до конца оправился от своего конголезского приключения, в котором едва не лишился жизни. Когда погода благоприятствовала, вечерние вахты мы проводили на юте. Он был мастер рассказывать истории, а историй этих почти за двадцать лет плаваний накопилось немало: о кораблях и штормах, о польской революции, о своей афере с контрабандой оружия для карлистов, о малайских островах, о Конго и о разных людях; мне было двадцать пять лет от роду, и я не мог наслушаться его рассказами.