Лицензия на убийство. Том 1 - [31]

Он похлопал бывшего штурмовика по плечу, а тот просто отказывался понимать происходящее.

«Это что же, был розыгрыш? Эти злобные ящеры меня разыграли?» — с этими мыслями Лёха никак пока не мог примириться.

Стендап-комик, внешне не показывая, в душе уже вовсю радовался, что остался жив, но полностью в себя он ещё не пришёл. И было с чего. Его не съели — это было замечательно, но его разыграли, как мальчишку. Мир почти рухнул. Жаб находился примерно в том же состоянии, только ещё и не понимал при этом сурового юмора цванков.

Начальник тюрьмы, посмеиваясь, снова похлопал Лёху по плечу.

— Один-один, и не думай обижаться — мы реально квиты! Я больше зла на тебя не держу. И хоть чувство юмора тебе под конец, конечно, изменило, но держался ты достойно! Молодец!

— Что вообще происходит? — спросил Лёха, словно желая удостовериться, что розыгрыш закончился.

— Говорю же, один-один! Хотя, если бы ты видел себя со стороны, то признал, что все пять-один!

— Это что — типа розыгрыш?

— Нет, сейчас начнём тебя есть, — засмеялся цванк.

Все присутствующие опять громко расхохотались, начальник налил вина себе и в бокал, стоявший напротив Лёхи, и сок Жабу. После этого он очень серьёзно посмотрел на своих бывших обидчиков и сказал:

— Господа шутники! Я хочу, чтобы вы уяснили две вещи: первое — цванки тоже умеют шутить, второе — цванки не едят ни себе подобных, ни гуманоидов, ни вообще каких-либо разумных существ.

Лёха дослушал, выпил залпом вино и спросил:

— Хорошо. Вы пошутили — мы посмеялись. И что дальше?

— Что дальше? — начальник удивился такому вопросу. — Ничего. Сейчас допьём вино и пойдём спать. Вы — к себе в камеру, как и прочие заключённые, а я домой, как и остальные сотрудники тюрьмы.

— А завтра? — спросил Жаб.

— Завтра будет завтра. Вы проявили себя настоящими бойцами, теперь вы здесь не просто заключённые, теперь вы — мои гости, если, конечно, можно так выразиться. Вас в этой тюрьме теперь никто не тронет. Спокойной ночи!

Начальник тюрьмы допил вино, поставил бокал на стол и пошёл на выход, как обычно, что-то бормоча себе под нос. За ним потянулись остальные цванки, многие при этом подходили к Лёхе и Жабу и искренне, по-дружески хлопали их по плечам и спине, как будто они все стали теперь большими друзьями. Причём подходили как заключённые, так и охранники, что было не удивительно, так как держались они вместе, будто все были сослуживцами или работниками одного офиса.

Все очень быстро разошлись, оставив комедиантов переваривать в своих головах произошедшее. Лишь один конвоир скромно ожидал их на выходе из спортзала, не смея ни подгонять, ни даже вслух обозначать своё присутствие. Видимо, проявлял уважение.

Лёха, всё ещё до конца не придя в себя, проводив взглядом последних покинувших спортзал, уставился на друга взглядом, требующим объяснения или хотя бы сочувствия.

— Жаб! Это что было, вообще? Я не сплю? Ну-ка ущипни меня!

Амфибос спокойно ущипнул товарища за руку чуть выше локтя, причём сделал это мастерски, то есть быстро и больно. Лёха отдёрнул руку — он снова забыл, что его друг не понимает ни шуток, ни иронии и воспринимает всё буквально.

— Три года с тобой якшаюсь, а всё равно нет-нет да и забываю, что ты ни хрена не понимаешь образных выражений.

— Что, не туда ущипнул? — искренне поинтересовался Жаб.

— Когда-нибудь я всё-таки накоплю денег, и мы таки сделаем тебе операцию.

— Не хочу я никакой операции.

Жаб схватил Лёху за плечо и подтолкнул его к выходу. Ожидающий их конвоир почтительно отстранился, давая им пройти.

До самой камеры ни комедианты, ни конвоир не проронили ни слова. Лишь когда закрылась дверь, и они с Жабом остались вдвоём, к Лёхе вернулся дар речи, и он сказал:

— Он маньяк.

— Кто? — спросил амфибос.

— Начальник тюрьмы. Но надо признать: хорошо, сволочь, всё организовал. Я чуть в штаны не наложил. И в этот раз это не метафора.

Лёха улёгся на свои нары, которые нарами можно было назвать с натяжкой — они больше походили на больничную кушетку. Жаб присел на свои.

— Знаешь, друг мой зеленощёкий, — задумчиво произнёс Ковалёв. — А вот что я подумал. Это же знак!

Жаб с непониманием посмотрел на друга.

— Да, знак! Я думал, мы из этого спортзала не выйдем, а мы вышли. Значит, и из этой тюрьмы выйдем.

— Конечно, выйдем, — согласился амфибос. — На суд. А потом дальше по этапу, если вышку не присудят. Тебе лучше знать, какие у них здесь на Олосе законы. Тебя здесь один раз уже судили.

— Вот я и не хотел сюда возвращаться, как чувствовал, — Лёха тяжело вздохнул. — Законов я их не знаю, но есть у меня стойкое ощущение, что штрафом мы, скорее всего, не отделаемся. Уж больно тот кальмарец был крутым.

Бывший штурмовик поудобнее устроился на нарах-кушетке и, решив, что утро вечера мудренее, решил попытаться уснуть. Это у него получилось довольно быстро, несмотря на ноющие после боя рёбра.

Глава 9. День суда

Две недели в ожидании суда пролетели быстро. Лёху с Жабом так и оставили в одной камере. Слово, данное им начальником тюрьмы, было выполнено со всей ответственностью: за все эти дни комедиантов не то что никто не тронул — на них даже никто косо не посмотрел. После ночного боя персонал тюрьмы, наоборот, относился к ним с уважением. А уж с каким почтением к ним — а особенно к Жабу, побившему начальника тюрьмы — относились заключённые, словами было не передать.