Лица - [11]

— Отец всегда работал дома, — напомнила она ему. — Он не связан со всем этим.

— Второе предположение не проходит, — заметил Дмитрий раздражающе высокомерным тоном. — Мы совсем не знаем, какую он выполняет работу. Знаем только, что служит в министерстве торговли. И что же это означает? Да что угодно. Он может быть даже шпионом.

— Не сходи с ума! — Женя распрямила скрещенные ноги и свесила их с кровати.

— Пока не схожу. Может быть, все это и не так. Но я хочу знать одно, как он умудрился сохранить свою должность, несмотря на перемены в руководстве. Я читал несколько статей и знаю — люди, стоявшие у власти при Сталине, исчезли. Вероятно, умерли. Вспомни, хотя бы, Берию.

— А кто он такой?

— Женя, тебе пора больше интересоваться политикой. Берия возглавлял секретную службу безопасности и являлся предполагаемым преемником Сталина. Четыре года назад он стоял у одра Великого Кормчего. А что же сталось с ним потом? После того как умер Сталин, его объявили агентом мирового империализма и через шесть месяцев расстреляли.

— А зачем ты мне обо всем этом рассказываешь?

— Чтобы ты смогла увидеть отца таким, каков он есть, — он взял со стола газету и принялся снова читать: «… были совершены чудовищные преступления…» Чудовище служило чудовищу!

— Не говори так!

— Может быть, у матери были веские причины, чтобы уйти.

— Нет! Ты все сочиняешь! Не хочу с тобой разговаривать! — Женя была уже у двери, когда брат догнал ее, прижал к себе. Он весь дрожал.

— Прости, Женечка, прости, — тихо произнес он. — Я не знаю, почему она ушла. Но я хочу ее понять и простить.

— Зачем? Другие матери не оставляют детей. Я бы никогда не оставила своих.

Он погладил сестру по волосам:

— Я ее люблю.

— Но она предала нас.

— Я ее люблю, — повторил Дмитрий, и его голос прервался. — И я узнаю, почему она ушла. Я уверен, — из-за него. Какая женщина сможет жить с таким, как он. С чудовищем, — он отпустил сестру.

Женя задумалась над словами брата. Кожа отца лохмотьями свисала с лица, на месте носа — дыра, пальцы, как уродливые корешки. Она содрогнулась от собственной непочтительности.

— Он стал героем, — запинаясь пробормотала она. — А до того был красивым.

— Не помню, — отрезал Дмитрий. Ему исполнилось три года, когда родилась Женя. — Совсем его не помню, когда был маленьким. Только мать. И дедушку. Мы втроем жили в Эрмитаже, куда нас поселили, после того как разбомбило дедушкин дом. Дедушка умер от истощения. Мама говорила, что он меня сильно любил.

Женя почувствовала себя заброшенной. Ей часто приходилось ощущать себя «лишним» ребенком. Дмитрий и Наташа подходили друг другу. Они были похожи, понимали, что думает другой. Даже когда Женя была с ними, мать и сын как будто оставались на отдельном острове.

Наверное, это естественно, думала Женя. Матери больше любят сыновей, а отцы — дочерей. Сама она была папиной любимицей, но от этого не чувствовала себя менее забытой.

— Мама стала актрисой в дедушкином театре, когда ей исполнилось шестнадцать. Лишь на год старше, чем мне теперь, — задумчиво продолжал Дмитрий. — Интересно, как она тогда выглядела?

— Наверное, как ты, — расстроенно ответила Женя.

Волосы матери, должно быть, были такими же светлыми, как у него, и лишь с годами потемнели до цвета сияющей охры. По сравнению с матерью Женя казалась простушкой. Рыжие волосы некрасивы, щеки не в меру пухлые. Несколько часов назад под взглядом голубых глаз Бернарда Мерритта ей показалось, что она красива. Но если бы рядом была мать, Бернард даже не заметил бы Женю.

В дверь постучали, и вслед за этим вошла тетя Катя. Она выглядела раздраженной. Обычно к этому времени она давно спала, но сегодня только что закончила мыть посуду и расставлять тарелки к завтраку.

— Как? До сих пор одеты? Дмитрий Георгиевич, подумай о сестре! Она, бедняжка, утром на ноги не встанет! — и взяв Женю за руку, повела в кровать.

Немного поворчав, тетя Катя задержалась и присела у кровати. Вечер был необычным. Она видела, как возбуждена Женя: глаза сияют и в них совсем нет сна, — и решила посидеть немного на случай, если Женя захочет с ней чем-нибудь поделиться. Достала шитье из глубокого кармана передника — она ненавидела прохлаждаться без дела, и Женя заметила иголку, ритмично протягивавшую нитку в материал.

— Что ты шьешь? — спросила она.

Тетя Катя подняла шитье, и Женя узнала старую куклу с тряпичным лицом, которую маленькой называла «Ша-ша». Она давно уже о ней забыла.

— Я нашла ее в шкафу с вещами матери, — объяснила тетя Катя. — И вспомнила, как ты любила с ней играть, — тряпичное лицо было разорвано и испачкано, со щеки свисал клок материи. — Посмотри, как ты плохо обходилась с бедняжкой.

Женя протянула руку и взяла куклу, с минуту изучала лицо, аккуратный шов там, где тетя Катя начала ее чинить.

— Неужели никто не может вот так же починить лицо живого человека? — высказала она свои мысли вслух. — Человека с изуродованным лицом?

— Все в руках Спасителя, ангелочек, — вздохнула тетя Катя.

— А я надеялась на что-нибудь более практичное, — сухо ответила Женя и отдала куклу.

Георгий Сареев налил еще по одной стопке коньяку и, подняв свою, провозгласил: