Лиа. Жизнь не по нотам - [2]

Я сворачиваю в боковой коридор, который ведет за кулисы, и просачиваюсь в дверь. Естественно, первым я вижу мелкого: моего главного братюню и поглотителя «Орео» – Саймона Спира.

– Лиа! – Он переодет в костюм наполовину и стоит за кулисами в окружении парней. Не знаю, как мисс Олбрайт это удалось, но в этом году на ее уговоры прийти на пробы поддалось очень много мальчиков. Саймон выскальзывает из их кружка. – Ты как раз вовремя, сейчас мой выход.

– Так и было задумано.

– Правда?

– Нет.

– Ненавижу тебя. – Он пихает меня локтем, потом обнимает. – Хотя нет, все-таки люблю.

– Меня нельзя не любить.

– Не верится, что ты сейчас услышишь, как я пою.

– Давай, звезда, зажигай, – усмехаюсь я.

Шепотом звучит команда, которую мне не удается разобрать, и парни выстраиваются друг за другом в полной готовности. Честно, на них без смеха не взглянешь. Они ставят мюзикл «Иосиф и его удивительный плащ снов»[2], так что всех братьев Иосифа украшают курчавые накладные бороды. Не знаю почему; может, этого требует отдельный раздел Библии, посвященный гриму и костюмам.

– Только удачи мне не желай, – говорит Саймон. – Лучше ни пуха ни пера.

– Тебе не пора ли на сцену?

– Уже ушел, только слушай, не уезжай на автобусе. Мы потом пойдем в «Вафл Хаус».

– Заметано.

Парни выходят на сцену, а я отступаю глубже в тень кулис. Теперь горизонт чист, и я вижу Кэла Прайса, помощника режиссера, – он сидит за столом между занавесей.

– Привет, Рыжик.

Я даже не рыжая, но он всегда меня так называет. Я не против – Кэл такая сладенькая булочка, что ему можно, – просто каждый раз, когда я слышу это обращение, у меня колет в груди.

Папа называл меня Рыжиком. Давным-давно, когда он вообще ко мне обращался.

– Видела этот номер? – спрашивает Кэл, и я качаю головой. Он с улыбкой кивает на сцену, поэтому я делаю пару шагов в том направлении.

Не знаю, как это лучше описать, но парни раскачиваются из стороны в сторону. Учитель, который ведет у них занятия по хору, играет на пианино – судя по мелодии, это что-то французское, а Саймон только что сделал шаг вперед и приложил руку к сердцу.

«Помнишь ли ты счастливые дни в Ханаане…»

Голос у него немного дрожит, а французский акцент кошмарен. Но, черт возьми, до чего это все смешно! Он падает на колени, хватается за голову, стенает – это без преувеличения лучшее исполнение всех времен и народов.

Ко мне бочком подбирается Нора.

– Угадай, сколько раз я слышала, как он репетирует это у себя в комнате?

– Он же не знает, что ты его слышишь, правда? Пожалуйста, скажи, что нет.

– Он не знает, что я его слышу.

Прости, Саймон, ты слишком милый. Не будь ты геем и в отношениях, я бы вышла за тебя. И давайте начистоту: это было бы здорово, даже не потому, что в средней школе – печальная история! – я была тайно в него влюблена, о нет. Для начала, я была бы не прочь носить фамилию Спир, потому что у Саймона идеальная семья. Нора стала бы моей золовкой – это все равно что сестра; а еще у него есть крутая старшая сестра, которая учится в колледже. К тому же Спиры живут в огромном классном доме, и одежда у них по всем комнатам не разбросана. Да я даже собаку их люблю!

Песня заканчивается, и я выскальзываю из-за кулис в зрительный зал, пробираясь на самый последний ряд, известный среди будущих звезд сцены как «места для поцелуев». Но я здесь одна и совсем с другой целью – наблюдаю за происходящим издалека. Мама вечно пытается уговорить меня сходить на пробы, но я сопротивляюсь и ни разу не участвовала в постановке. Видите ли, можно годами рисовать в скетчбуке фиговенькие фан-арты, и никто никогда их не увидит. Или барабанить в пустой комнате, пока не начнет получаться достаточно хорошо, чтобы давать концерт. А у актеров нет возможности годами ковыряться в своем ремесле в одиночестве. Зрители у них появляются еще до того, как наступает час выходить на сцену.

Музыка становится громче. На сцену выходит Эбби Сусо – на ней огромный расшитый воротник и парик Элвиса – и начинает петь.

Конечно, она великолепна. У нее не такой сильный голос, как у Ника или Тейлор, но она попадает в такт и при этом умеет быть смешной. В том и фишка. На сцене она строит из себя уморительную недотепу. В какой-то момент мисс Олбрайт даже расхохоталась. Это о чем-то да говорит: во-первых, кто бы мог подумать, что люди правда хохочут; во-вторых, она видела этот номер примерно тысячу раз. Да, Эбби настолько крута. Даже я не могу отвести от нее глаз.

Когда прогон заканчивается, мисс Олбрайт собирает актеров, чтобы провести разбор. Все равномерно распределяются по сцене – все, кроме Саймона и Ника, которые немедленно перемещаются к самому краю, поближе к Эбби. Вполне предсказуемо.

Ник обнимает Эбби за плечи одной рукой, она придвигается к нему поближе. Тоже вполне предсказуемо.

Вайфая здесь нет, так что я вынуждена слушать сначала замечания мисс Олбрайт, а потом десятиминутный монолог Тейлор Меттерних о том, как потерять себя и стать своим персонажем. Подозреваю, Тейлор просто уносит от звука собственного голоса. Уверена, она получает миллион маленьких оргазмов прямо у нас на глазах.

Наконец мисс Олбрайт останавливает этот поток, и все начинают собирать рюкзаки и расходиться. Саймон, Ник и Эбби остаются сидеть у оркестровой ямы. Я встаю, потягиваюсь и спускаюсь в проход, чтобы к ним присоединиться. Мне одновременно хочется и кричать о том, какие они молодцы, и ничего не говорить. Что-то останавливает меня. Может, это чересчур искреннее проявление чувств слишком похоже на то, как вела себя Лиа-пятиклассница. Это если не принимать во внимание тот факт, что от идеи восхищаться Эбби Сусо меня буквально начинает тошнить.