Лгунья - [39]

Немного погодя трава начала густеть, становилась все зеленее, пока не затопила ярким ковром все пространство между камнями; стены скал слева от меня потемнели от влаги. Из рыжих расщелин высовывались мокрые папоротники. Впереди послышался шум бегущей воды. За следующим поворотом тропа внезапно оборвалась. Над ней навис вертикальный утес высотой в сто футов или около того, откуда-то с вершины, из вороха яркой травы, выбивалась тонкая серебристая нить воды и падала к подножию утеса, в глубокий каменный бассейн. Я остановилась у большого валуна на краю водоема, скинула сандалии и погрузила в него ноги. Вода оказалась холодной, как лед, и поразительно чистой. Камни и голыши на мелководье были кремово-желтые, оранжевые и голубые — любопытная, очень красивая цветовая комбинация. Я встала на колени и выудила из воды один голубой камушек. Он быстро высох на солнце. У меня в руке он утратил всю свою голубизну, теперь он был крапчатым, серо-коричневого оттенка. Но стоило бросить его обратно, и он вновь стал ярко-голубым, как яйцо лесной птицы. Так какой из этих цветов — иллюзия, интересно знать? Может, это зависит от того, какая среда более естественна для камня — воздух или вода? Рыжие голыши имели то же свойство: в одной реальности это были тусклые, скучные камни с какими-то минеральными прожилками цвета ржавчины, в другой — сверкали, как золото. Я подержала в воде руку, чтобы посмотреть, не обладает ли она тем же эффектом. Так и есть. На ней преломлялись солнечные лучи, кожа приобрела медовый оттенок, пальцы струились и колыхались, как мягкие подводные травы. Я подумала: вода — вот моя естественная среда, зеркало, сквозь которое можно проходить, зеркало, которое не отражает и не бьется. Сопротивляться было бесполезно. Я скинула всю одежду и вошла в бассейн. На секунду-другую от холода перехватило дыхание. В середине было глубоко, между громадными кремовыми валунами вода доходила мне почти до подмышек. Над водой кожа у меня была красная от солнечного ожога, в кровоподтеках и синяках; под водой она была цвета меда. Я сделала пару гребков, но места, чтобы поплавать, было маловато, и я просто легла на спину и качалась на волнах, предоставив одну половину себя ледяной воде, а другую — теплому солнцу. Я глядела в сияющее, темно-синее небо. Надо мной парила хищная птица, — ястреб, но тогда я этого не знала. Я была страшно невежественна в подобных вещах: в Хенли водится не много хищных птиц, — надо мной парила хищная птица, издавая странные, назойливые, тревожные звуки.

Я могла бы провести в таком положении много часов. Может, и провела. За временем я не следила. Вылезла из воды только потому, что услышала звон козьих колокольчиков и подумала, что, наверное, цивилизация все-таки ближе, чем кажется. Я встряхнулась, как собака, и оделась, одежда намокла там, где на коже осталась влага. Из моего бассейна вода переливалась через край и просачивалась вниз между небольшими булыжниками, сквозь заросли молодых дубков. Кто-то протоптал узкую, рискованную тропку по краю ручья. Я пошла по ней, хватаясь за тонкие деревца, чтобы удержать равновесие, то и дело поскальзываясь и с трудом находя опору. Один раз упала и проехала несколько футов на пятой точке. Один раз тропинка и вовсе скрылась из виду, и мне пришлось карабкаться по почти вертикальному руслу ручья. У подножия утеса деревья поредели. Я попала на поляну, по которой гуляли худые овцы, больше напоминавшие коз, и там, на другой её стороне, был дядя Ксавьер. Он заметил меня и помахал рукой.

— Ты откуда? — крикнул он.

Я показала:

— Оттуда.

Он рот открыл от удивления. Подошел.

— Вон оттуда? — спросил он. Покачал головой. — Это слишком опасно. Ноги переломаешь. Ты от одного-то несчастного случая ещё не оправилась. Погляди на себя. Вся исцарапалась. — Он протянул руку и снял у меня с головы обломки сухих листьев и веток. — А почему у тебя волосы мокрые?

— Купалась, — ответила я.

— Там, наверху?

Я кивнула.

— Врушка ты, вот что, — сказал он, расхохотавшись.

— Я купалась, — с негодованием сказала я. — Честно!

— Ну да. Да. Купаться-то ты купалась. А все эти враки насчет того, что ты все забыла? Ничего ты не забыла, верно ведь? Прямиком к бассейну. — Он выудил из кармана кусок мятой тряпки и вытер кровь с моей расцарапанной ладони. — Я постоянно твержу Селесте: «Почему ты не позволяешь детям купаться в каменном бассейне? Мари-Кристин в их возрасте из него не вылезала». Но она всегда водит их на реку. — Он поплевал на тряпку и стер грязь с царапин. — А теперь куда ты направляешься?

— Никуда.

— Хочешь посмотреть ферму?

Я пошла за ним через поле. Мы закрыли ворота овечьего пастбища и шли по полям, пока не дошли до грязного пруда и группы фермерских построек. Там было два каменных амбара, по стенам которых вились и переплетались виноградные лозы, но дядя Ксавьер больше гордился новой сыроварней заводской сборки с цементным полом, где изготовляли сыры. В ней стоял густой, острый запах. Я закашлялась.

Дядя Ксавьер рассмеялся.

— Не нравится? Отличный, крепкий дух, да? Запах коз.

Мы с восторгом понаблюдали за новой технологией. Мы попробовали несколько сыров: на вкус они были точно такими же, как на запах. Потом снова вышли в сияние дня. Лесные голуби сонно ворковали в ветвях деревьев. Зной опалил мне кожу. Все вокруг двигалось медленно, будто обессилело под тяжестью знойного дня. Утки тихо качались на воде. Погруженные в собственные мысли цыплята с отрешенным видом рылись в пыли.