Лезвие осознания - [20]

И он не может заставить глаза свои не метаться, пытая мрак.

И слух, обострившийся до предела, процеживает напряженно шорохи игл, тревожимых их ногами…

Что понуждает сердце так биться? Чем странны эти пространства, сквозящие вязь ветвей? Тонкие метелочки игл, колеблемые нечувствительным ветром… резные звездочки мха… трещинки на коре… О, Боже!

Так вот ведь оно в чем дело! Как может быть, что он видит – видит вот это все в безлунную эту ночь?! Под сводами глухих крон… Теперь – наконец – он понял.

Единственному на всей Земле знакома ему… ОНА. Сила , в присутствии которой делаются видны предметы, хотя и невозможно понять, откуда падает на них свет. Он первый обнаружил ЕЕ, производя отвлеченные, казалось бы, вычисления.

И стал ЕЕ первой жертвой.

«ЕЕ присутствие имеет форму ядра». Фраза из его дневника. Она представляет собой простое описание наблюдения, но выглядит нелепо и странно. Впрочем, такое впечатление производит всякое вообще неведомое доселе. Не вписывающееся в картину.

Во времена Колумба Америка, вероятно, смотрелась несуразно на карте мира. Но восприятие скорректировалось. Картина знания человеческого изменится и теперь. Если только… если вообще она теперь будет , какая-либо картина!

Ядро … Наверное, не совсем удачное наименование для того, что обладает сознанием . Интересно, как называет ОНА сама это проявление свое здесь – метастаз, который ОНА дала в наше время ? И нужно ль ЕЙ вообще имя… наползающей абсолютной Тьме, для которой нет никаких преград?

Он обнаружил ЕЕ, как это говорится, «на кончике пера». А после наблюдал и ядро . По-видимому, это величайшее научное открытие всех времен. ( Времен …) Ему «принадлежит честь»… о, как он проклинает судьбу, что не кому-то другому!

Теперь за ним ведется охота. Особая… Такого не встречается и в аду, возможно. Он выработал тонкую наблюдательность – свойство дичи, всегда преследуемой. Как прочно признаки охотящегося ядра впечатаны в его мозг.

Первый: когда ядро , черное, перетекает медленно и бесшумно в полной темноте около каких угодно предметов – предметы начинают излучать слабый свет. Чуть красноватый. Практически не заметный глазу неискушенному. (Но как же он – то не опознал сразу? Наверное – затуманили головная боль, тошнота… Последствия контузии. Ее он получил точно: стоять так близко к взорвавшемуся баку… еще удача, что отделался так легко.)

Второй признак… Его проявлений более, чем достаточно! Теперь он сознает это. Огневой столп, летящий в кромешное… И малый огонечек Петра, несомый бережно к самокрутке посреди волн жара… за миг до взрыва! Пожар, который произошел, вероятно, именно потому, что…

Течение его мыслей обрывает вдруг голос, шероховатый и требовательный:

– Какой пожар? Какой огонь-огонечек? Что там еще за Петр? О чем ты бубнишь все время ?!

Командир группы. Старший , как это повелось у них называть его. Остановился перед ним резко и развернулся, и смотрит… Кажется, он может потрогать рукою этот непонимающий, раздраженный взгляд.

Он что-то произнес вслух, задумавшись! Как можно было вот так забыться?

И замерли остальные двое. Они расслышали все, что сказано ему Старшим – все заданные вопросы. И эти двое тоже повернулись и смотрят. И так отчетливо изумление в напряженных позах. Тревожное… и, он знает, они сейчас изумляются не тому, что Старший обнаружил неведенье о вещах, произошедших вот только что. Нет, напротив, они вполне солидарны в чувствах своих со Старшим.

И это есть третий признак.

И это остается вечно, как шрам.

Так именно должно быть, потому что рядом плывет ядро . Начавшее – и сколько ведь уже времени назад – дьявольскую свою работу. Ядро… по результатам деятельности оно напоминает лесной пожар ! Не оставляет по себе ничего , а только: ему – этот яд в глазах… Жестокую кислоту слепого, немного даже брезгливого изумления других перед тем, что для него очевидно .

Пусть будет ответом его молчание , если так.

И вот оно полыхает, молчание, огненною стеной разделяя этих троих и его, четвертого…

Вопрос давно позабыт. Безумно – будто и не ему в глаза, а в бездну какую-то сквозь его глаза – глядит Старший… И даже вдруг является мысль: а может быть Старший – знает ?

Но неоткуда же ему знать . А просто: шаги их смолкли, и вот уже нельзя не заметить – ни шороха ночного обычного вокруг них! А словно это пустыня, мертвая земля, лунный кратер…

Живое затаилось или ушло. Пытаясь оградиться кошмара, который стягивается, сейчас, вокруг них.

И даже и настолько самоуверенный человек, как Старший, чует неладное.

Оно ведь изменяет любого в ладонях своих безмолвие. Старший медлит…

– Ну, раз уж встали – осмотримся.

Вокруг убегают в тьму, в невидимое запредельное небо – шероховатые толстые стволы. Старший, как будто отогнав морок, вдруг поворачивается резко к тому из них, который наиболее массивен. Идет, подпрыгивает, карабкается, хватая ветви у основания и впивая ребра подошв. Исчезает… Сухие сучья, содранные кусочки коры сыплются еще какое-то время, шурша и легко постукивая…

Они ждут. Тяжелой вертикальной водой замерла темнота меж дальних деревьев. Остры снующие искры в перенапряженных глазах. Обыкновенная темнота,