И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: неведомому Богу. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам…
Некоторые же мужи, приставши к нему, уверовали; меж ними был Дионисий Ареопагит.
Деяния Св. Апостолов, 17: 22–34.
Едва ли он ожидал успеха. Не убедив своих – какую имел надежду владеть сердцами иноплеменников? Но помнил, что говорил Учитель об исповедании Слова даже и до края земли. И, преданный ученик Его, отправился в далекий и славный город, о коем ведал, что тамошние жители охочи до плодов мудрости. И на сороковой день пути, под высоким солнцем, достиг вожделенных стен.
Единый язык Империи позволял страннику свободно общаться с гражданами Афин. Однако его не оставляло неприятное впечатление: и все-таки он и эти люди не понимают друг друга. Он слышал вразумительные ответы на свои вопросы… однако тем и заканчивалось. Любой собеседник здесь, приветливо улыбнувшись, спешил возвратиться к прерванному занятию или продолжал путь.
Такой обычай внутренней собранности повергал странника в изумление и некоторую растерянность. Не так бы оно все было, окажись он, к примеру, на грязных и кривых улочках Етама или Хеврона. В земле колена Иудина в ответ на всякий вопрос его бы забросали немедленно массой вопросов встречных. А то бы и упрекнули в несоблюдении какого-либо из многочисленных предписаний узаконенного обихода. Предоставляя тем самым в изобилии поводы начать проповедь.
А стоило бы начать – немедленно бы образовалась толпа желающих проявить благочестие. Другое дело, как выразилось бы оно в итоге: в крикливом бурном одобрении произнесенного Слова? в исступленном разрывании на себе одежд и побивании пророка камнями? Как знать…
Причем и не понявшие ничего в проповеди – а таковых обыкновенно оказывается большинство – приняли бы горячее участие. В том или в другом, безразлично. Сойдет любая возможность, позволяющая отвлечься, хотя бы на какое-то время, от изнурительного полуденного зноя… Но в этом городе – среди соразмерных стен и прохладных мраморов необыкновенного вида зданий – и самого зноя, казалось, почти не чувствуется.
До вечера пробродил странник по непривычно широким улицам Афин, рассматривая алтари различным богам и статуи, поражающие сочетанием дразнящего совершенства форм и внутреннего покоя. Но случая произнести Слово, которое он принес, все не предоставлялось.
И наконец он вступил в знаменитый Ареопаг, храм-площадь. И здесь почувствовал себя уже совершенно усталым и разбитым. И, утомившись, присел на камень.
Сей, послуживший к отдохновению путника, был многовековой мрамор, а может быть и многотысячелетний. Сужаясь и возвышаясь к центру, он образовывал род алтаря некоего оставленного давно канона. Его не украшала никакая резьба. В средней части, на расстоянии около трети общей высоты от вершины, выбита была строка знаков.
Местами символы оказались стерты рукою времени. Наполовину, а иные и полностью. И поначалу страннику не удавалось никак разобрать написанное. Составленные из угловатых линий, рунического еще начертания письмена невдруг выдавали тайну.
Внезапно он осознал: перед ним даже и не ранний греческий, а этрусский, намного более древний, знаковый строй. Тогда ему открылся смысл надписи.
Она посвящала камень сей – Неведомому Богу.
Два эти слова, добытые с немалым трудом, странник, вероятно, произнес вслух.
По крайней мере некий афинянин, сидевший, как и он, на расширяющемся основании алтаря, – вдруг поднял от ладоней свое лицо. И обратил глаза к страннику.
…Недвижную фигуру этого человека пришлец заметил, когда еще он только подходил к месту. И почему-то странник решил тогда, скользнув рассеянно-утомленным взглядом: нищий старик.
Но перед ним теперь явилось молодое лицо.
Глубокие и ясные глаза выдерживали его взгляд спокойно и твердо. И странник обратил внимание: плащ этого человека, хотя и не имеющий украшений, выкроен из дорогой ткани.
– Желаешь ли, – не медля обратился к нему пришелец, – я буду говорить к тебе об Этом Неведомом, Которого вы, афиняне, не зная, чтите?
При этом он поднялся перед эллином в рост и возвысил голос. Взгляд афинянина никак не переменился. Он оставался все таким же внимательным и спокойным. И этот взгляд, пожалуй, приглашал говорить.
Но перемены произошли вокруг, и они заслуживали внимания проповедника. Некоторые из прохожих, заслышавших зычный голос, остановились и оглянулись. А где-то за спиною странника раскатился, внезапно, добродушный басок:
– Вы слышали? Тут собираются Дионисию говорить о чем-то, что он не знает. Уж если таковое существует в природе мира, то несомненно это – неведомое!
Тогда пришелец бодро вскочил на камень и продолжал голосом еще более громким:
– Вы, эллины, как замечаю я по всему, особенно набожны. И у других народов я видел искусные изваяния их богов. Но это были только кумиры, от которых ждут помощи в том или ином деле… идолы, чтобы молить о предотвращении гнева какой-либо разрушительной стихии… Словом, другие племена поклоняются лишь покровителям определенной и зримой части круга их жизненных попечений…
