Лейтенант Шмидт - [7]

Вице-адмирал Чухнин был назначен главным командиром Черноморского флота и портов Черного моря еще в 1904 году вместо вице-адмирала Скрыдлова, который считался «либералом». О Чухнине уже давно шла слава как о сухом и черством формалисте, держиморде первого ранга. Среди моряков рассказывали, что, командуя кораблем, Чухнин за пустяковые проступки вешал матросов на концах рей, и те висели на поясах по нескольку часов. Говорили даже, будто иногда вешал не за пояс, а за шею и входил в иностранные порты с висящими на реях трупами, как с флагами расцвечивания.

Появившись в Севастополе, Чухнин счел необходимым продемонстрировать твердость и пошел наводить порядок, награждая направо и налево офицеров — гауптвахтой, матросов — дисциплинарным батальоном и плавучей тюрьмой. Всем своим поведением, самой манерой держаться, надменной и высокомерно-брезгливой, он старался показать, что скрутит этих «курортных моряков» в бараний рог. Вместо прежнего обычного приветствия: «Здорово, славные черноморцы», матросы слышали теперь только невнятное мычание: «Зда… о-о…»

Матросы стали редко сходить на берег — боялись встретиться на улице с приспешниками Чухнина, а то и с ним самим, что всегда грозило неожиданными осложнениями. У ворот Приморского бульвара стояли патрули, подчеркивая значительность вывешенных черных досок-объявлений. На них большими белыми буквами было начертано: «Вход в сад нижним чинам, чернорабочим, лицам в нетрезвом виде и с собаками воспрещается».

Не видно было матросов на бульваре, зато все чаще пробирались они на Малахов курган, в катакомбы и в инкерманские пещеры — на сходки. Смелые ребята вели свободные разговоры, читали революционные листки и книжки.

Чтобы совсем отрезать матросов от берега, Чухнин приказал прекратить выдачу им пропусков по личным делам. Все матросы оказались на положении арестованных. А занимать их делом Чухнин находил немало способов. Ежедневно объявлялись всевозможные тревоги: боевые, минные, пожарные, подводные. Это не столько тренировало команды, сколько изнуряло людей до такой степени, что они не могли думать ни о чем, кроме своих измочаленных мускулов.

Три-четыре раза в день матросам приходилось переодеваться. То «черные брюки, белая форменка», то «белые брюки, суконные фланелевки», то «все белое» или «все черное».

Большой был щеголь вице-адмирал Чухнин.

Негодование матросов прорывалось то тут, то там. Иногда в самой неожиданной форме. Так, шестого октября 1904 года в казармах некоторых экипажей, особенно в 31-м и 32-м, матросы принялись ломать и бить все, что находилось в помещениях: столы, шкафы, стекла, железные кровати и те погнули, изломали, изуродовали. Выдрали оконные рамы, привели в негодность трубы парового отопления и водопровод. Вода начала заливать помещения.

И все это происходило без единого крика — спокойно, сосредоточенно, в угрожающей тишине.

Для подавления «бунта» были вызваны два полка солдат — Брест-Литовский и Белостокский — с винтовками и пулеметами. Начался обстрел. Безоружные матросы прятались за колоннами, стенами, под окнами. Были убитые и раненые.

Восстание на «Потемкине» было чрезвычайным событием, и Чухнина вызвали к царю. Царь Николай II был жалок, как всегда. Вероятно, он плохо представлял себе положение на флоте и в стране. Царь морщился, словно ему не давала покоя надоедливая муха, делал маленькие шажки, мямлил и глядел на Чухнина не столько гневно и властно, сколько недоуменно и вопросительно. Весть о восстании лучшего на Черном море броненосца ошеломила царя. Деревянным голосом он вяло говорил о беспощадности к бунтовщикам: «Офицеров крепко наказать, с мятежниками матросами расправиться беспощадно».

Чухнин, сжавшись, стоял перед царем, как стоит матрос перед боцманом с тяжелой рукой. Он видел перед собой не маленького, жалкого и растерянного царя, а того всемогущего самодержца, каким, в усердии ревностного служаки, он привык воображать себе императора всея Руси, на преданности которому строил свою карьеру и благополучие. И мог ли он ждать от этого царя иных слов, кроме «наказать, расправиться беспощадно…»

Чухнин вышел от царя и, вздохнув, вытер обильный пот, покрывший его вдавленный лоб. Под густыми, будто наклеенными бровями глубоко прятались бесцветные, мутные глаза. Низко опущенные моржовые усы и бородка были точно такие, как у Николая II.

Положение было тревожное и постыдное, но Чухнин считал, что его вряд ли могут винить, так как в Черноморский флот он назначен сравнительно недавно и о распущенности команд неоднократно доносил в рапортах. Сам факт аудиенции у царя он рассматривал как приближение к «сферам», сулящее приятные неожиданности. Поэтому настроение у командующего отнюдь не было удрученным.

Тут же, из Петербурга, Чухнин послал в Севастополь приказ начальнику эскадры: немедленно выйти в Одессу со всеми броненосцами и предложить «Потемкину» покориться, а если откажется, то потопить с миноносцев. При попытке команды оказать сопротивление или спастись бегством — расстреливать.

Вернувшись в Севастополь, он узнал, что мятежный «Потемкин» не покорен. Корабли эскадры упустили броненосец, не выполнили приказа. Вице-адмирал рассвирепел и начал приводить флот в порядок. В ночь с 18 на 19 июня была арестована почти четверть всего матросского состава. Посыпались телесные наказания. Заковывание в кандалы и другие меры чухнинско-воспитательного воздействия применялись в неслыханных масштабах.