Лейтенант Шмидт - [32]

Шрифт
Интервал

Теперь Частник подошел к нему:

— Зря ругался, браток. К чему раньше времени зарываться? Может, командир еще не так плох.

— Что же делать… — виновато ответил гальванер и махнул рукой. — Молчишь, молчишь, а потом и взорвешься. Котел и тот не выдерживает, когда перегреют.

X. В камере «Трех святителей»

В железном ящике-камере, где сидел арестованный Шмидт, было душно — не хватало воздуха. Чтобы арестант совсем не задохнулся, воздух накачивали через трубу.

У Шмидта начались невралгические боли, но в общем настроение было отменное. Он сидел уже несколько дней, арестованный, по-видимому, за надгробное слово на похоронах убитых у тюрьмы. Интересно, появится ли это «слово» в печати. Вряд ли, цензура не пропустит.

Нет, право же, в этом аресте есть что-то забавное. Всю жизнь человек не скрывал своих политических убеждений, старался по мере сил пропагандировать их и — ничего. А теперь, когда объявлена свобода слова и «действительная неприкосновенность личности», его обманом приглашают в штаб, потом берут под конвой и, как мошенника, под стражей отправляют на корабль — под арест. Надолго ли — неизвестно.

Обидно быть оторванным от жизни, когда все кругом завертелось. Социал-демократы уже объявили о митинге, на котором Шмидт должен был выступить на тему «Как мы стали свободны и как свободу могут теперь отнять у нас». А теперь сиди в этом ящике и свисти в кулак.

В сущности, это даже справедливо, что он, Шмидт, наконец арестован. Раньше других хватали, сажали, судили, а он только поглядывал. Теперь очередь дошла до него, хоть и поздно, во время «свобод», но все-таки дошла. Если вспомнить, что благороднейшие люди высиживали в Петропавловской крепости по двадцати лет, то его арест просто смешон. Здесь у него чернила, бумага, книги, электрическое освещение.

Но насильники остаются насильниками. Вот вопрос: можно ли освободиться от насильников без насилия? Еще несколько месяцев назад он придавал большое значение петициям, которые потоком хлынули со всех сторон к трону. Сила правды, думал он, так велика, что она не может не победить даже упорствующих.

Как все изменилось в эти штормовые дни! Россия поняла, что нечего надеяться на прозрение слепых. Царские прислужники вроде кровожадного зверя Трепова или местных севастопольских треповых льют кровь, как Малюта Скуратов. Нет, теперь нужны новые, решительные методы, массовые выступления.

Вот забастовка… Тут русский рабочий показал, как надо действовать. Недаром полвека не щадили себя социалисты. Недаром умирали они на виселицах, в крепостях, на каторге.

Шмидт вскочил, чувствуя, что мысль, ставшая вдруг пронзительно ясной, просится наружу. О, как бы заговорил он сейчас, если б стоял на трибуне Приморского бульвара! Он шагнул и стукнулся о железную стену своего ящика. Десятки лет гибли лучшие люди земли русской, чтобы донести до народа идеи свободы и борьбы. Их мучили в крепостных застенках, их вешали в глухой предрассветный час, их загоняли за тысячи километров в рудничные могилы, и могло показаться, что вместе с ними гибнет светоч свободы, святая, но беспомощная идея…

Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды…

Нет, не рано. Не рано! Все вовремя. Сейчас всходят семена, политые кровью. Многократно, миллионнократно возрождается в народе сила, отданная погибшими бойцами. Слава, слава погибшим!

Взволнованный, Шмидт присел к укрепленной на стене доске, служившей ему столом.

Вдруг послышался шум шагов. Звякнул замок, дверь отворилась, и Шмидт увидел прилизанного лейтенанта — начальника караула, командира корабля Веницкого и Женю. Петр Петрович долго добивался свидания с сыном. Наконец-то!

Женя вбежал в каюту, они обнялись. Но вслед за Женей вошел капитан 1 ранга Веницкий, маленький, толстый человечек с мрачным лицом и длинными седыми усами, которые предназначены были как-то скрасить невзрачность бравого командира. Он уселся на стул и уставился на свои сапоги, видимо намереваясь слушать разговор Шмидта с сыном.

А Женя рассказывал новости. Говорят, речь Шмидта на кладбище записана кем-то из местных литераторов и ходит по рукам. По всему Севастополю идут митинги с требованием освободить Шмидта. К Чухнину послана специальная делегация с таким требованием. А большое собрание рабочих избрало Шмидта своим пожизненным депутатом.

Петр Петрович взволнованно поднялся с места:

— Неужели? Серьезно? Что же ты сразу не сказал? Ну, спасибо, спасибо за такую весть. Депутатом рабочих, пожизненным…

На гребне поднимающейся революции, особенно в ходе октябрьской всероссийской забастовки, в Петербурге и Москве, в Красноярске и Екатеринославе, в Твери, Баку и многих других городах появились избранные рабочими Советы рабочих депутатов.

Еще никто не знал, что через двенадцать лет русское слово «совет» не только перевернет Россию, но и войдет во все языки мира как обозначение новой эпохи в истории человечества.

Меньшевики еще спорили о роли Советов, но массы повсюду избирали их как органы революционного действия, и гений Ленина провидел в рождающихся Советах начало завоевания: пролетариатом политической власти…

В Севастополе еще не было Совета, но депутатов уже избирали. И среди них первым был назван он, Шмидт.


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.