Лейтенант Рэймидж - [74]

Рэймидж заметил, что Краучер ощущает все возрастающее беспокойство: вопросы Ферриса явно раздражали его, хотя Рэймидж понимал, что они направлены исключительно на установление истины. В то же время Блэкмен, с точки зрения Краучера, пошел не тем путем: помощник плотника оказался человеком уверенным, с хорошей памятью, и оскорбительные наскоки Блэкмена его не смутили. Неуклюжие попытки последнего бросить тень на Рэймиджа на деле привели к обратному результату.

Наконец беспокойство Краучера заметил и сам Блэкмен, прекратив задавать Ллойду вопросы.

— Есть ли у трибунала еще вопросы к свидетелю? — сказал Краучер. — Ну хорошо, подозреваемый может приступить к перекрестному допросу.

Необходимо было уточнить два пункта — единственно ради протокола.

— Вы точно запомнили мою оценку времени, оставшегося до гибели корабля, с учетом полученных повреждений и выходом помп из строя?

— Да, сэр, совершенно точно. Отчасти именно потому, что вы назвали время в минутах, а не между часом и часом с четвертью.

— Как по вашему, сколько времени прошло после того, как я высказал свою оценку, до момента, когда французы подожгли корабль?

— Больше получаса, сэр.

— Почему вы думаете, что французы подожгли корабль?

— Мнение не может считаться показанием, мистер Рэймидж, — вмешался Краучер.

— Прошу прощения, сэр, но я прошу профессионала высказать свою точку зрения по вопросу, в котором он разбирается, а вовсе не его мнение.

— Не спорьте с судом.

Рэймидж поклонился и снова повернулся к помощнику плотника: вопрос был совершенно уместным, но если его можно сформулировать по-другому, то не стоит препираться с Краучером,

— Если бы я приказал вам заложить фитиль для взрыва корабля в момент, когда я высказал свою оценку, вы бы исполнили приказ?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Крюйт-камера была затоплена, сэр.

— А если вместо этого я отдал бы вам приказ вывести корабль из строя, как бы вы поступили?

— Просто поджег бы его, как сделали французы.

— Теперь предположим, что у вас на момент, когда я принял командование, имелось достаточное количество людей для ремонтных работ и исправные помпы — могли бы вы предотвратить затопление корабля?

— Нет, сэр. Определенно нет.

— У меня нет больше вопросов к свидетелю, сэр, — сказал Рэймидж Краучеру.

— Отлично. У суда больше нет вопросов, поэтому позовите следующего свидетеля.

— Пригласите графа Пизано, — произнес помощник судьи-адвоката.

Рэймидж ожидал этого момента. Пока суд, казалось, шел по его сценарию: хитростью ему удалось заставить Краучера внести речь Джанны в протокол, он предотвратил попытку распустить заседание трибунала, а показания боцмана и помощника плотника прозвучали в его пользу. Все, что он мог сделать сейчас — попытаться не позволить Краучеру использовать Пизано как свидетеля.

Рэймидж обратился к Краучеру:

— Минутку, сэр. Имя этого джентльмена не значилось в списках свидетелей со стороны обвинения в списке, переданном мне помощником судьи-адвоката.

Обезоруживающая улыбка Краучера дала Рэймиджу понять, что он совершил ошибку. Непонятно как, но Краучер готовился поставить ему мат.

— Помощник судьи-адвоката все вам разъяснит, — вежливо ответил Краучер.

Рэймиджу нужно было выиграть время. Он стремительно вскочил:

— Может быть, пока идут препирательства, стоит объявить перерыв?

— Препираться тут не о чем, — отрезал Краучер. — Продолжайте, — бросил он Барроу.

Казначей встал и поправил очки.

— Подобный прецедент произошел на заседании военного трибунала в январе прошлого года, — торжественно произнес он. — Военный трибунал имел место быть здесь, в Бастии. Запрос был адресован властям в Лондоне. Главный судья-адвокат высказал свое мнение в письме от 22 мая 1795 года. Вот его копия. Здесь сказано: «Если предполагается, что какое-либо лицо, находящееся в пределах досягаемости, может дать важные свидетельские показания, не сомневаюсь, что трибунал может потребовать его присутствия и допросить».

Феррис собирался что-то сказать, но Рэймидж опередил его.

— Вы упомянули главного судью-адвоката?

— Да, — с важным видом кивнул Барроу.

— А какое отношение он имеет к делу?

— Не понимаю вас, — вмешался Краучер.

— Главный судья-адвокат, сэр, — пояснил Рэймидж, — имеет отношение только к армейским делам. Вряд ли мне стоит напоминать вам, что обязанность разбирать судебные дела морских офицеров является прерогативой судьи-адвоката флота. Полагаю, что зачитанное мнение относиться к армейскому трибуналу?

Краучер посмотрел на помощника судьи-адвоката.

— Ну да, сэр, но у нас нет оснований сомневаться, что судья-адвокат флота высказал бы иное мнение, — пробормотал Барроу.

— Это — мнение, а мнение — не доказательство, — заявил Рэймидж. — К тому же, насколько мне известно, обычай службы обязывает принимать во внимание мнение обвиняемого по отношению к свидетелям противной стороны.

Однако он понимал, что силы не равны, и решил не дать Краучеру испытать маленькое торжество.

— В тоже время, я не стану возражать против вызова того или иного свидетеля, поскольку уверен, — Рэймиджу не удалось скрыть в голосе иронию, — что трибунал руководствуется исключительно стремлением установить истину.