Лейла, снег и Людмила - [45]

– Конечно, конечно, но сначала мне надо погулять с этим беднягой. Он так терпеливо ждет меня, что я не могу его подвести.

По правде говоря, он совершенно серьезно намеревался сбежать. И представил, что, как только выйдет, побежит прочь и не подумает о возвращении в квартиру, по меньшей мере, в ближайшие два дня. Эта мысль заставила его взглянуть на пса с таким признанием и любовью, каких хозяин не удостаивал его в течение всех прошлых лет, прожитых вместе. Но ответ Натальи лишил его всякой надежды на спасение.

– Не беспокойся. Я уже гуляла с ним два часа назад. Посмотри, какой он тихий. Он вышел, только чтобы поприветствовать тебя. Если бы ему надо было на улицу, он сам потянул бы туда.

Этими словами она заключила Максима Николаевича в сеть, и он оставался стоять на месте без движения, боясь что-либо предпринять, поскольку любая ошибка в такой неловкой ситуации могла привести к катастрофе. Он должен был подумать и принять правильное решение, а затем осуществить его с предельной осторожностью. Беда заключалась в том, что ему следовало сделать это в рекордно короткое время, может быть, в течение секунд, потому что Наталья уже схватила его за руку и стала тянуть к себе в комнату со словами:

– Давай, ты, наверное, проголодался. Я приготовила вкусный салат с майонезом. Еще есть жареная курица, пальчики оближешь.

«Нет выхода», – подумал он в отчаянии, потащившись за ней. Ему показалось, что все в этот вечер складывается в пользу точного заговора соседки. В квартире – никого кроме них, и никто не придет к нему на помощь. Не отключалось электричество, чтобы под предлогом чрезвычайной ситуации можно было сбежать. Никто из соседей не стучал в дверь и не звал Наталью, никто не думал позвонить в этот момент по телефону ей или ему, чтобы вызвать по срочному делу. Надо признать, что он ошибся, не сообщив номер телефона всем знакомым. Даже пес его заговорщически отошел к двери комнаты и уселся, довольный, ничего не требуя.

– Хорошо… Хорошо, Наталья Михайловна, конечно, я посижу с вами. Даже обязательно. Только позвольте мне сначала вымыть руки. Что вы так держите меня, будто я сбегу от вас!

Долго умывая руки, он думал о том, что ему придется посидеть у нее какое-то время, но потом он тихонько извинится и под каким-нибудь предлогом возвратится к себе в комнату. Он поднял голову, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и, словно набираясь твердости, произнес вслух: «Да!»

Наталья чувствовала себя как на волшебных крыльях, на которых она совсем скоро воспарит на вершину победы. Словно она встречала соседа не в своей комнате, а принимала в свою жизнь, из которой ему уже не выйти.

– Заходи, пожалуйста, дорогой. Садись здесь. Тут удобнее.

Она вела Максима Николаевича при мягком свете свечи к стулу, стоявшему напротив ее стула. Он позволял себя вести, испытывая жуткий страх, усиленный приглушенным светом свечи, который сдавливал все предметы и вот-вот сдавит ему дыхание и задушит, если он останется здесь хоть ненадолго. Но он решил сыграть роль ничего не понимающего простака. Эта роль была оружием, которым Максим Николаевич будет защищаться от соседки, – как раз потому, что только дурак не понимает смысла вещей и не нуждается в оружии для участия в сражении, и может спастись, сам не зная как.

Он старательно играл эту роль в надежде, что спектакль не продлится долго. И захотел сам произнести первый тост и поздравить Наталью, но она настояла на том, чтобы нарушить традицию и сказать первое слово, приветственное. В соответствии с ролью Максим Николаевич выпил рюмку до конца и немного поел. Она же не сводила с него глаз, чувствуя, что приглушенный свет свечи, без сомнения, более уместен, – не из-за романтического настроения, которое навевает, а потому, что он поможет ей в нелегкой задаче. Мягкий свет волшебным образом стер все детали, оставив лишь размытые контуры, в том числе ее как просто женщины и Максима Николаевича – просто мужчины.

Как раз это и было нужно: неясность, отсутствие деталей, ведь Наталья прекрасно понимала, что именно они разделяли их.

Она подняла рюмку во второй раз, но тут сосед остановил ее, чтобы самому сказать тост:

– За ваше здоровье, Наталья Михайловна. Нет в жизни более важной вещи, чем здоровье. Позвольте пожелать вам здоровья и долгой жизни!

Она встала со своего места и воскликнула;

– Какой прекрасный тост! Какие чудесные слова! Мне всегда нравилось то, что ты говоришь. Спасибо тебе, Максим! Благодарю от всей души.

Опорожнив рюмку, она направилась к нему, намереваясь поцеловать в знак благодарности.

Если бы она сидела рядом и сделала неожиданное движение, ему было бы легче уклониться. Но оттого, что он видел, как она направилась к нему, и понял ее намерение, Максим Николаевич оказался бессилен что-либо предпринять. Любое действие с его стороны выдало бы его нежелание и оскорбило бы ее чувства. Он был воспитанным человеком и не смел обидеть открыто кого-либо.

Но этот его страх внушил ему ненависть к ней. Потому что именно страх стал еще одним оружием в ее руках, направленным против соседа. Оружием, которое Максим Николаевич вручал ей сам. Отдавшись судьбе, он оставался сидеть, словно прикованный к месту. И все, что он мог предпринять, – это повернуться к ней для поцелуя.