Левитикон, или Изложение фундаментальных принципов доктрины первоначальных католических христиан - [102]

До сих пор для исторической науки загадочен и процесс быстрого возвышения Москвы, которая, как и тамплиерский Борнхольм, быстро выросла на основании вероятного сакрального центра с дохристианскими корнями. К тому же, Подмосковье имеет беспрецедентное количество курганных захоронений вятичей. Также богат на захоронения и остров Борнхольм, где в XII-м веке на месте языческого появилось тамплиерское «место силы». Параллельно и несколько раньше по сравнению с Москвой шел и процесс роста Тверского княжества.

Между тем, в начале XIV-го столетия мы наблюдаем усиление военного могущества русских княжеств. Косвенным свидетельством этих, во многом неведомых пока процессов, является вероятное появление в начале XIV-го века каменных церквей (имевших и оборонное значение) в малонаселенных и ныне, да и в XV–XVI вв. местах.

Церковь с вероятной датой постройки в начале XIV-го века находится в подмосковном селе Каменском. Ее возведение – событие неординарное, поскольку на тот момент по официальной версии считается, что Русь была разорена междоусобными войнами и переживала непростой период выстраивания взаимоотношений с Золотой ордой. По нашим сведениям, каменных церквей той эпохи не могло быть ни в Москве, ни в прилегавших к ней монастырских владениях. Строительство каменной церкви в то время – событие уникальное.

Далее кратко изложим версию по статье С. В. Заграевского[6]. Дело в том, что именно со второй половины XIII-го до середины XIV-го вв. близкая к Каменскому река Нара являлась пограничной. В таком случае каменная церковь могла играть роль боевой башни. Участок границы от среднего течения Нары до ее впадения в Оку имел гораздо большее военно-стратегическое значение. Формально это была лишь пограничная линия между Москвой и верховскими княжествами (Калугой, Мосальском, Воротынском, Одоевом, Мценском, Новосилем и пр.), располагавшимися на северо-восточной окраине Черниговской земли: «Когда Чернигов де-факто перешел от Орды (захватившей его в 1239 году) к Литве, мы точно не знаем, и для того, чтобы это хотя бы приблизительно понять, необходимо вспомнить деятельность Даниила Романовича Галицкого. С середины сороковых годов XIII века этот князь постепенно выводил южнорусские земли из-под контроля Орды, включая их в сферу влияния католических Польши и Венгрии». В 1253 или 1254 гг. Даниил Романович был коронован римским папой. А про Чернигов известно, что в 1261 году там княжил зять Василька, брата и союзника Даниила. Скорее всего, Чернигов и верховские княжества попадали в западную сферу влияния. Тем самым, строительство каменной церкви на границе было оправдано.

Перед нами одно из доказательств роста военного потенциала Московского княжества, в котором могли предположительно принимать участие и тамплиеры, гонимые Римом (а точнее, Авиньоном) и нашедшие пристанище в то время на далекой северо-восточной окраине христианской ойкумены. На связь ордена с Византией может указывать и следующий факт: именно в Шотландии, принявшей беглых тамплиеров и ненадолго отлученной от церкви, в начале XIV-го столетия и была утверждена символика Святого Андрея Первозванного – покровителя Константинополя. В это же время произошла и Бортеневская битва 1317 года, когда тверской князь Михаил Ярославич разбил войско темника Золотой Орды Кавгадыя, вторгшееся в пределы Тверского княжества (ордынцам содействовали и московские отряды). Есть основания предполагать, что род тверских бояр Нагих мог происходить от датского тамплиера конца XIII-го и начала XIV-го столетий.

С другой стороны, начиная с Ивана Калиты и митрополита Петра, мы наблюдаем стремительное военно-экономическое развитие Московского княжества. Известно множество выходцев из западных земель, прибывающих в XIV веке в земли Москвы. Косвенным подтверждением тамплиерского влияния на московской земле предположительно может считаться и появление статуи Николы Можайского, изображающего Николая Мирликийского в образе воина, который «удерживает» восьмиконечное сооружение, напоминающее Купол Скалы (который в Средние века воспринимали как Иерусалимский храм). Есть даже версии, что статуи Николы с мечом могли выступать аллегорическим памятником Якову де Моле (в образе Святого Николая Угодника). Возможно статуя создавалась православными балканскими мастерами, но испытавшими определенное влияние храмовников через острова Кипр и Родос.

Есть некоторые данные о том, что в XV-м столетии на Московской Руси существовали отдельные элементы рыцарского церемониала. Так в русском (московском) варианте «Сказании о Дракуле-воеводе» имеется фраза: «И стал сам (Дракула) осматривать всех, кто вернулся с ним с поля битвы: кто был ранен в грудь, тому воздавал почести и в витязи того производил». В описании русско-датских посольств конца XV-го – начала XVI-го вв. датского историка Микаэля Венге[7] показаны четкие признаки еще одной рыцарской традиции. Посланники датского короля носили титулы «Дания, Сконе, Ютландия», причем в роли посла выступал шотландец магистр Дэвид Корран (клан Кокрейн), носивший титул «король оружия Дания» (типичный титул высокопоставленного герольда-посланника, при том, что посланцам того или иного государства давали титулы по названию стратегических крепостей или земель). Автор отмечает, что и русского посла 1506 года, подтвердившего русско-датский договор 1493 года, называли «Эстония» (что отражало, вероятно, претензии Москвы на Дерпт и фиксацию русского статуса Ивангорода). В ряде русских источников и историографии этот посол именуется «гонец Истома» (термин «Истомин» употреблялся на Руси для обозначения эстонцев). Отметим, что и у русского посла Ивана Грозного в Священную Римскую Империю и в Рим в 1580–1581 году Леонтия Шевригина (с которым в Россию приехал иезуит Антонио Поссевино) было «прозвище» «Истома», а вопрос территориального статуса Эстонии являлся в конце Ливонской войны очень злободневным. Вполне возможно, что старинный церемониал использовался и в этом случае, тем более