Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов - [14]

Иахин–Воаз поплыл вдоль стены, позволяя течению нести его прямо к цементным ступеням, спускающимся к воде. Здесь он выбрался на сушу, шатаясь взошел по ступеням и обнаружил, что путь ему преграждает запертая железная дверь. Он осмотрелся: льва нигде не было видно.

Перед ним стояли молодые парень и девушка, лица их были бледны, волосы взъерошены еще больше, чем прежде. Они попытались помочь ему перелезть через дверь, однако Иахин–Воаз, несмотря на сотрясавшую его дрожь, сумел сделать это сам.

— С вами все в порядке? — спросил его парень. — Что произошло?

— Да, со мной все в порядке, спасибо, — отвечал Иахин–Воаз на своем родном языке. — Скажите мне, что вы видели?

Но они сконфуженно затрясли головами, и Иахин–Воаз перешел на английский.

— Спасибо, — сказал он. — Что вы видели?

— Вы остановились возле нас, вытащили из кулька мясо и бросили его на землю, — сказала девушка.

— А затем мясо задергалось и запрыгало, — продолжил парень, — распалось на кусочки и пропало. А потом вы закричали и прыгнули в реку. Что это было?

— Это все, что вы видели? — спросил Иахин–Воаз.

— Да, все, — ответил парень. — Вы уверены, что вам не нужна помощь? Что было с этим мясом? Как вы это сделали? Почему вы прыгнули в реку?

— Вы гипнотизер? — спросила девушка.

От Иахин–Воаза несло тиной, у его ног расплывалась лужа. Он покачал головой.

— Все нормально, — произнес он. — Я не знаю. Спасибо вам большое.

Он повернулся и побрел домой, двигаясь медленно, с опаской и часто оборачиваясь.

12

Воаз–Иахин стоял на обочине дороги с рюкзаком за спиной. Черный гитарный футляр, горячий от солнца, был прислонен к его ноге. Воздух над дорогой дрожал от зноя. До дома было не больше пятидесяти миль, и неизвестно, послала ли мать вдогонку за ним полицию. Машины проносились мимо, как пули, перемежаемые длинными интервалами пустоты и тишины.

Наконец, рядом остановился старый горбатый грузовичок, полный апельсинов. От него исходил сложный запах апельсинов, солярки и деревянных ящиков. Водитель высунулся из окна. На нем была старая выцветшая фетровая шляпа с отрезанными полями. То, что оставалось, было слишком велико, чтобы называться ермолкой, и слишком мало для фески. На лице его было написано слишком много.

— Куда направляешься? — осведомился он.

— В порт, — ответил Воаз–Иахин.

— Садись, — сказал водитель.

Воаз–Иахин сел в машину и положил свой рюкзак и гитару на полку позади сиденья.

— Что это у тебя в футляре? — спросил водитель громко, перекрикивая рев и дребезжание трогающегося с места грузовика.

— Гитара, — ответил Воаз–Иахин.

— Спросить никогда не мешает, — сказал водитель. — Ведь там мог бы быть и автомат. Не станешь же ты возражать, что в гитарном футляре может оказаться вовсе не гитара. Это против законов вероятности.

— Гангстеры в фильмах используют для этих целей футляры от скрипок, — заметил Воаз–Иахин.

— Так то в фильмах, — сказал водитель. — В жизни совсем другое. Жизнь полна сюрпризов.

— Да, — согласился Воаз–Иахин зевая. Он откинул голову на сиденье и закрыл глаза, вдыхая сложный запах апельсинов, солярки и деревянных ящиков.

— Фильмы, — произнес водитель. — В фильмах всегда полно вооруженных мужиков. И знаешь почему?

— Не знаю, — сказал Воаз–Иахин. — Люди приходят в возбуждение от фильмов, где есть насилие.

— Вечно на афишах, — продолжал водитель, — герой целит в кого‑то из ружья, стреляет. А все потому, что мы, мужчины, чувствуем себя безоружными. Понимаешь?

— Нет, — ответил Воаз–Иахин.

— Я разговаривал с людьми науки — учеными, профессорами, — сказал водитель. — Это весьма распространенное эмоциональное состояние. Мы, мужчины, чувствуем себя лишенными нашего оружия. Понимаешь?

— Нет, — ответил Воаз–Иахин.

Водитель протянул руку, схватил Воаз–Иахина между ног, крепко сжал и убрал руку прежде, чем тот успел отреагировать.

— Вот что я имею в виду, — сказал водитель. — Это и есть мужское оружие.

Воаз–Иахин достал свой рюкзак и положил его себе на колени.

— Ты это зачем? — спросил водитель.

Воаз–Иахин ничего не ответил.

Водитель с горечью покачал головой, не отрывая взгляда от дороги, а рук — от руля.

— Им бы надо снимать фильмы о том, как женщины отнимают у нас наше оружие, — сказал он. — Но кому нужна такая правда?

— Я могу сойти в этом городе, — быстро сказал Иахин–Воаз. — У меня тут дядя живет, я хочу его повидать прежде, чем поеду в порт.

— А я тебе не верю, — вдруг объявил водитель. — Ты словечком не обмолвился о своем дяде, когда садился.

— Я забыл, — сказал Воаз–Иахин. — Мне необходимо его увидеть. Мне необходимо тут сойти.

Они уже почти выехали из города. Грузовик, фыркая и дребезжа, и не думал останавливаться.

— Я могу высунуться в окно и позвать на помощь, — предупредил Воаз–Иахин.

— Валяй, — сказал водитель. — Ты, верно, из дому сбежал. Начнешь ерепениться — я тебя в полицию сдам.

С обеих сторон был город: куры, собаки, дети, домишки, заправки, навесы, лавки, фургоны, машины, грузовики, автоматы с прохладительными напитками, вывеска парикмахерской, кинотеатр, снова заправки, домишки, дети, собаки, куры. Грузовик ревел и дребезжал. Город становился все меньше в зеркале заднего обзора.