Лев Троцкий. Большевик, 1917–1923 - [53]

Троцкий добавил, что «не хочет больше нести ответственности» за мирную политику НКИДа, но, не желая раскалывать партию, готов сделать заявление о сложении полномочий «в самой недемонстративной форме»; «текущую работу может вести Г.В. Чичерин, а политическое руководство должен взять Ленин». Зиновьев просил Троцкого «отложить уход на 2 – 3 дня». Сталин тоже просил «выждать пару дней». Ленин указал, что отставка Троцкого неприемлема. Споры возобновились, и Троцкий констатировал раскол: «В партии сейчас два очень резко отмежеванных друг от друга крыла. Если смотреть с точки зрения парламентской, то у нас есть две партии, и в смысле парламентском надо было бы меньшинству уступить, но у нас этого нет, так как у нас идет борьба групп. Мы не можем сдавать позиции левым эсерам» [490] .

24 февраля в «Правде» появилась краткая статья Ленина «Несчастный мир», начинавшаяся словами: «Троцкий был прав, когда сказал: мир может быть трижды несчастным миром, но не может быть похабным, позорным, несчастным миром мир, завершающий эту «похабную войну» [491] . Ссылка на мнение Троцкого, который вроде бы оказался в опале, тем более апелляция к Троцкому в столь неуклюжем даже для не блиставшего стилем Ленина контексте была очень любопытна: Ленин в несвойственной ему манере пытался задобрить Троцкого, даже заискивал перед ним, давая и ему, и всем окружающим ясно и недвусмысленно понять, что этот деятель прочно остается в высшем партийном аппарате. Сохранение этого места подчеркивалось и тем, что именно Троцкому было поручено руководство ответственными делами, связанными с переносом столицы из Петрограда в Москву.

24 февраля после долгих споров подпись под Брестским договором согласился поставить Сокольников. Делегация выехала в ночь с 24 на 25 февраля. С Сокольниковым поехали Петровский, Чичерин, Карахан и Иоффе. Последнего удалось уговорить поехать в качестве консультанта, не несущего ответственности за подписание договора. 28 февраля советская делегация прибыла в Брест, чтобы узнать, что германское правительство идет в своих требованиях еще дальше. Немцы требовали теперь передачи Турции Карса, Ардагана и Батума (хотя в течение войны эти территории ни разу не занимались турецкими войсками) [492] . Сокольников пробовал было возражать, но Гофман дал понять, что какие-либо обсуждения ультиматума исключаются. Трехдневный срок, в течение которого должен был быть заключен мир, немцы определили с 11 часов утра 1 марта, когда должно было состояться первое официальное заседание в Бресте [493] .

1 марта конференция действительно возобновила работу [494] . С обеих сторон в переговорах участвовали второстепенные лица. Министры иностранных дел Кюльман и Чернин, Великий визирь Турции Таалат-паша и премьер-министр Болгарии В. Радославов в это время находились на мирных переговорах в Бухаресте и в Брест прислали своих заместителей. От Германии договор должен был подписать посланник Розенберг. На первом же заседании он предложил советской делегации обсудить мирный договор, проект которого привез с собой [495] . Сокольников попросил зачитать весь проект и после прочтения объявил, что отказывается «от всякого его обсуждения, как совершенно бесполезного при создавшихся условиях» [496] , тем более что уже грядет мировая пролетарская революция [497] .

4. Средняя линия Ленина: передышка

Оппозиция сепаратному миру в партии и советском аппарате заставила Ленина изменить тактику. Он постепенно переместил акцент с «мира» на «передышку». Вместо мирного соглашения с Четверным союзом Ленин ратовал теперь за подписание ни к чему не обязывающего бумажного договора ради короткой, пусть хоть в два дня, паузы, необходимой для подготовки к революционной войне. При такой постановке вопроса Ленин почти стирал грань между собой и левыми коммунистами. Расхождение было теперь в сроках. Бухарин выступал за немедленную войну. Ленин – за войну после короткой передышки. Словосочетание «сепаратный мир» исчезло из лексикона Ленина. Но, голосуя за передышку, сторонники Ленина голосовали именно за сепаратный мир, не всегда это понимая.

Как и формула Троцкого «ни мира, ни войны», ленинская «передышка» была средней линией. Она позволяла, не отказываясь в принципе от лозунга революционной войны, оттягивать ее начало сколь угодно долгое время. Оставляя левым коммунистам надежду на скорое объявление войны, передышка в целом удовлетворяла сторонников подписания мира, прежде всего Ленина, так как давала возможность ратифицировать подписанный с Германией договор и, связывая мирным соглашением страны Четверного союза, оставляла советской стороне свободными руки для начала военных действий против Германии в любой удобный момент.

С точки зрения внешнеполитических задач советской власти формула передышки также оказалась более удобной, чем сепаратный мир. Подписывая мирный договор, большевики компрометировали себя и перед германскими социалистами, и перед Антантой, провоцируя последнюю на вмешательство. Передышка давала и тем и другим надежду на скорое возобновление войны между Россией и Германией. Негативной, с точки зрения Ленина, стороной были возникшие у Германии опасения того, что большевики не имеют серьезных намерений соблюдать мир. Но поскольку более выгодного мира не дало бы Германии никакое другое российское правительство, Ленин должен был справедливо рассудить, что Германия будет сохранять заинтересованность в Совнаркоме.