Лев Толстой о величии души человеческой. Путь Огня - [61]

Для того, чтобы не бояться смерти, надо бояться жизни, греха в жизни, бояться в жизни не сделать то, что должно. [39]

Сознание бессмертия свойственно душе человека. Только зло, которое мы делаем, и в той мере, в которой мы делаем его, лишает нас сознания нашего бессмертия. [40]

В смерти нет ничего страшного; смерть представляется страшной только в той мере, в какой мы отступаем в этой жизни от вечного закона. [41]

– 3 –

…Не надо никогда забывать, что жизнь есть постоянное умирание. И сказать, что я постоянно умираю, всё равно, что сказать – я живу. – Сознание постоянного умирания потому полезно, что сознание это нельзя иметь без сознания жизни. Сознание это вызывает на необходимость употребить на дело свою умирающую жизнь. [42]

Жизнь – постоянное умирание. (…) Надо жить так, чтобы легко было умереть.

(…)

То, что мы, живя, приближаемся к смерти, математически верно. Это не исключает радостей, они будут от такого сознания чистые, непреходящие… [43]

Начинаю привыкать смотреть на смерть, на умиранье не как на конец дела, а как на самоё дело. [44]

Жизнь будущая загробная мне так же ясна и несомненна, как и настоящая жизнь, не только ясна и несомненна, она есть та же самая одна жизнь. [45]

Ничто так не утверждает в неуничтожаемости, безвременности своей жизни, ничто так не способствует спокойному принятию смерти, как мысль о том, что, умирая, мы вступаем не в новое состояние, а только возвращаемся в то, в котором были до рождения. Нельзя даже сказать: были, а в то состояние, которое нам так же свойственно, как и то, в котором мы находимся здесь и теперь. [46]

Ты пришёл в эту жизнь, сам не зная как, но знаешь, что пришёл тем особенным я, которое ты есть, потом шёл, шёл, дошёл до половины и вдруг не то обрадовался, не то испугался, и упёрся, и не хочешь двинуться с места, идти дальше, потому что не видишь того, что там. Но ведь ты не видал тоже и того места, из которого ты пришёл, а ведь пришёл же ты. Ты вошёл во входные ворота и не хочешь выходить в выходные.

Вся жизнь твоя была шествие через плотское существование; ты шёл, торопился идти, и вдруг тебе жалко стало того, что совершается то самое, что ты не переставая делал. Тебе страшна большая перемена твоего положения при плотской смерти, но ведь такая большая перемена совершилась с тобою при твоём рождении, и из этого для тебя не только не вышло ничего плохого, но, напротив, вышло такое хорошее, что ты и расстаться с ним не хочешь. [47]

Мы смотрим на смерть как на что-то не только совсем особенное от жизни, но как на что-то прекращающее жизнь, а она такое же будущее, как следующий год, и так и надо уметь смотреть на неё. [48]

Смерть вернее, чем завтрашний день, чем ночь после дня, зима после лета. Отчего же мы готовимся к завтрашнему дню, к ночи, к зиме, а не готовимся к смерти? [49]

Что было мне радостно и хорошо во время болезни, это то, что, умирая, я живу точно так же, как всегда. Нижнее глубокое течение истинной жизни не прерывается смертью. И что я чувствовал или, скорее: не чувствовал перерыва. [50]

Верить в будущую жизнь нельзя, можно не только верить, но знать, что жизнь настоящего неуничтожима. [51]

Если жизнь в настоящем, то какая же смерть? Умирая, я в том же положении, как и в продолжение всей жизни. [52]

Жизнь истинная есть только та, которая продолжает жизнь прошедшую, содействует благу жизни современной и благу жизни будущей. [53]

[Я признаю] жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его. [54]

Нехорошо не желать умереть, бояться смерти, как бывало в молодости, нехорошо желать умереть, как бывало и, каюсь, бывает в минуты слабости, но поставить коромысло весов так, чтобы стрелка стояла прямо и ни одна чаша весов не перевешивала, это – лучшее условие жизни. [55]

…Моё приближение к плотской смерти, которое я всё более и более чувствую, укрепляет меня в этой жизни и иногда прямо радует, не потому, что я уйду от этой жизни, а потому, что чувствую большую твёрдость в этой жизни. [56]

Всё в жизни очень просто, связно, одного порядка и объясняется одно другим, но только не смерть. Смерть совсем вне этого всего, нарушает всё это, и обыкновенно её игнорируют. Это большая ошибка. Напротив, надо так свести жизнь с смертью, чтобы жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть – часть ясности, простоты и понятности жизни. [57]

…Готовиться к смерти надо жизнью – не готовиться к смерти, а жить так, чтобы смерть составляла условие жизни. [58]

Хорошо обращаться с людьми так, как будто ты прощаешься с ними перед смертью. И тут не будет ошибки. Разве не всё равно, что тебя отделяет от смерти – полчаса или полвека. [59]

В виду смерти как-то особенно хорошо, нежно и спокойно любишь людей, чувствуя, что люди проходят, но не проходит та связь любви, которая соединяет с ними. [60]

…Опять чудный вечер. Я ехал и думал: как хорошо! И, бывало, когда подумаешь: как хорошо, сделается грустно от мысли, что скоро кончится, а теперь я думаю, как хорошо, и только ещё начинается, и будет ещё лучше, – и в этой жизни, и, главное, вне этой жизни. [61]