Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии - [197]

Нет любви без отдачи, но одни любят того, кому жертвуют свое, перед кем геройствуют в жертве; другие любят того, перед кем смиряются, для кого отрешаются от себя. Любовь первого рода полна женской самости, в ней женщина мнит себя высшей, главной; в любви второго рода женщина не принадлежит себе и в сторгической связи сознает себя руководимой. Только такая, смиренная любовь сторгически жизнеспособна, только такая, самоотрекающаяся женщина проходит испытание верой, выдерживает экзамен на преодоление любовной гордости, душевной самости и корысти в сопутевой связи.

Ускорение сторгического роста производится смиренностью любви сопутевой женщины, склонной не столько к самопожертвованию по страсти, сколько к самоотречению по вере. Важно понять, что самоотречение это – не ради мужчины. Без такого самоотречения женщина в своей сторгии не сможет хранить и растить их совокупное сторгическое существо от его младенчества к зрелости. Самоотречение женщины в Сопутстве – признак ее сопутевого личностного рождения и принятие ею эденского существа мужчины на материнское попекание.

Если «ближний» не «все и каждый» и не человек своего народа, своего вероучения, своего села, а тот, с кем женщина сторгически связала себя, чьи немощи несет на себе как свои, чей разум и чью волю делает своею, то единая заповедь «люби Бога и ближнего» в первой своей части более обращена к мужчине, во второй – к женщине.

Разумеется, прежде надо иметь такого «ближнего». Это должен быть тот, кто, заняв эденское место женщины, провел ее через сопутевое личностное рождение. Выдержать душевный экзамен веры и означает в сопутевом смысле перестать любить самою себя больше всего, полюбить «ближнего» как самою себя. Полнота женской победы над самостью возможна только в Сопутстве или в подготовке к нему. Меня без «тебя» не существует – это условие своей сторгии необходимо и для существования в Сопутстве.[389]

Отношение сопутевой женщины к своему путевому мужчине всегда религиозно. По этому правящему сторгической волей женщины религиозному чувству она получает мировоззрение, находит себя, свое и своего, обретает сторгическое благо и осуществляет Сопутство. Девичья мечта о счастье вполне может быть удовлетворена сопутевым благом, основанным на едином мировоззрении и единой вере с мужчиной.

Любить для женщины, находящейся в Сопутстве с мужчиной, означает превращать его в «своего Бога». Испытание любви к обоженному есть испытание религиозного чувства. Это вера, во-первых, выражается в безропотности, с какой она вверяет себя, не рассчитывает, не выгадывает, не пытается изменить судьбу или хотя бы течение жизни. Во-вторых, это вера-верность и вера-доверие, в которой идут, не рассуждая, туда, куда зовут. И наконец, в-третьих, это вера-кротость и смирение. Чем сильнее такая вера, тем более выживаемо Сопутство, тем больше простора для дальнейшего сторгического роста и тем больше возможность сопутевого блага.

«Своя истина» личной духовной жизни мужчины приходит в душу в смутном и не проявленном разумом виде, как догадка об истине, о назначении своего эденского существа, в осмыслении требований которого легко и ошибиться. То, что укореняет в разуме еще не познанную им истину, есть вера мужской личной духовной жизни – вера в то, что становится, выдвигается в его высшую душу. Если я знаю, что жизнь моя имеет непонятный мне смысл и если я знаю, что есть Тот, для Кого моя жизнь имеет глубокий смысл, то знаю я это не по самознанию, а по вере. Первое обычно обретается разумом, второе – религиозным чувством. Могут пройти многие годы, прежде чем я разумом обработаю то, что некогда принял в свою душу «по голосу», религиозным чувством личной духовной жизни. Разум стремится либо подтвердить добытое религиозным чувством, либо ликвидировать плоды его трудов. Поединок разума и веры неизбежен в личной духовной жизни мужчины, наполняет ее и сам по себе важен для его духовного роста. Работой разума рушатся суеверия, падают авторитеты, рассеиваются иллюзии; в работе религиозного чувства они возникают вновь, но уже другие и на другом, более высоком уровне духовности, от другой полноты сознания жизни.

Работа разума в высшей душе женщины ослаблена, и потому она вверяет себя по разуму, что возможно только в акте религиозного чувства, по вере. Посредством эденского места женщина находит своего носителя разума, верой внедряет его в себя и тем устанавливает гармонию веры и разума в своей высшей душе. В отличие от путевого мужчины, в душе сопутевой женщины нет противоборства веры и разума. Высшая душа женщина растет иначе, прежде всего сторгическим ростом, для которого надобно не столько знание истины, обретаемое разумом-мудростью, сколько знание блага, основанное на потребности женской высшей души и являющееся предметом ее веры. Личностно взведенная сопутевая женщина знает «свое благо» и верит в него, как мужчина знает и верит в «свою истину». Собственно говоря, это сторгическое благо, которого действительно жаждет душа сопутевой женщины, и проходит испытание на крепость веры.

В труде религиозного чувства женщины вера личной духовной жизни производит бóльшую путевую работу, чем в мужской душе. Стойкость одной стороны религиозного чувства женщины, стойкость её идеалов, испытывается крепостью другой стороны её религиозного чувства, крепостью веры. Душа сопутевой женщины прежде всего душа верующая. Она – верит, верная и вверяет себя. Ее душевные связи всегда религиозны, всегда основаны на вере.