Лев Майсура - [105]

Мы с Томми попали в засаду, устроенную сыновьями здешнего такки. От руки одного из них Томми и погиб. Но тогда была война. Сказать что-либо плохое о кодагу трудно. Это честный и мужественный, хотя и очень суровый народ. Если я попадусь им в руки при новой попытке к бегству, то мне придется худо. И все же бежать необходимо. Разузнаю дорогу к морю. На днях я нашел в лесу полуистлевший труп; а рядом с ним — отличный киркутти и кожаную сумку. Припрятал их в лесу. Пригодятся!

Здешняя долина лежит в стороне от главных дорог. Майсурские чиновники наведываются сюда редко. Гораздо чаще заглядывают лазутчики Компании. Они подбивают кодагу на новое восстание против Майсура. Дважды дезертир, я прячусь и от тех и от других. Недолго попасть на виселицу! Такка меня не выдает, но.и не отпускает. Больше полутора лет провел я в его окка. Не пойму, что он собирается делать со мной...»

Подумав еще немного над своей судьбой, Джеймс потушил светильник и лег спать. А наутро, едва встало солнце, в хижину заглянул полейя Аччху в тюрбане из выцветшей материи.

— Вставай, джаван! Такка зовет...

Аччху хорошо говорил на дакхни. Как и многим другим жителям Курга, ему пришлось не один год отслужить в майсурской армии. И он благоволил к Джеймсу, считая его товарищем по оружию, тем более что недавно Джеймс отогнал дикого кабана от его годовалого сына, который играл на краю поля. Погубил бы кабан мальчишку!

— Зачем я ему?

— То мне неведомо, джаван, — Аччху показал в улыбке редкие зубы. — Сыновья его собираются на Малабар. Может, прихватят и тебя...

Такая возможность не была исключена. Через минуту Джеймс уже стоял перед таккой. Тот сидел у двери — прямой и строгий. На старике был белый тюрбан с золотой каймой и такой же халат. На поясе — тяжелая серебряная цепь. По обычаю кодагу, Джеймс коснулся пальцами ног такки и сложил руки на груди ладонями внутрь. Из дверей на него глядели любопытные глаза женщин и детей. Такка степенно расправил белые усы.

— Ты прожил в моей окка полтора года, джаван, — сказал он. — За такое время можно хорошо узнать человека. Ты хорошо работаешь. У тебя умелые руки. Все мы привыкли к тебе...

Было очевидно, что старик уже принял какое-то решение о его дальнейшей судьбе. Может, отпустит на свободу?

— Жатва почти закончена, — продолжал такка. — Вместе с моими полейя ты получишь свою долю риса. Весь лишний рис мои сыновья повезут на продажу в Страну, которой правят женщины[148]. А потом должен начаться сезон праздников и свадеб — как было искони в Курге. Однако мы чем-то прогневали своих богов и предков. Беды посещали нас и раньше. Бывало, целые деревни вымирали от неведомых болезней, высыхал в поле рис, падал скот, а матери находили младенцев окоченевшими в колыбелях. Но разве это беда в сравнении с той бедой, которая то и дело приходит в наш край с востока? Мы молимся в ту сторону, откуда восходит солнце, но вместо благодати оттуда являются сипаи чужого нам властелина. И в борьбе с ними во множестве гибнут отважные мужчины — надежда Курга...

Лицо такки темнело с каждым словом:

— Но мы все равно останемся верными слугами наших махараджей, которых чужой властелин который год держит в плену. Снова и снова будем мы подниматься против Майсура. Война берет с нас тяжелую дань. Моя окка опустошена. Многих мужчин уже нет в живых. Другие служат Майсуру, и никто не знает, когда они вернутся домой. Потеряли своих женихов из соседних окка многие красивые молодые девушки. Погляди, сколько в моем доме женщин в белых одеждах. Это — вдовы! Ты никогда не сможешь стать настоящим кодагу, джаван. Для этого нужно быть дважды рожденным. Но ты умеешь держать оружие. Скажи, не хотел бы ты навсегда остаться в моей окка? Нравится ли тебе Парвати?

Так вот оно что! Вот почему удерживал его старик в своей окка! Джеймс вдруг вспомнил, как ласково глядела на него у колодца и в поле дочь такки — молодая вдова с красивыми широкими бровями. Нет, в Курге оставаться невозможно. А возьми он в жены молодую вдову, у него потом не хватит духу бросить ее на произвол судьбы. Нужно было как-то выкручиваться.

— Спасибо, такка! Парвати — славная женщина. Но мне нужно подумать. У меня есть родина и близкие...

На лице старика появилась странная усмешка. Он видел Джеймса насквозь.

— Ради дочери я готов нарушить старинные обычаи и законы Курга, джаван. Однако поменять родину в самом деле нелегко. Особенно поневоле. Я вот тоже никак не мог привыкнуть к равнинам Декана. Ступай, подумай!

Джеймс отошел от крыльца. Еще новая забота! У деревенской житницы хлопотали женщины полейя, насыпая зерно в большие мешки. Через несколько дней мешки эти взвалят на быков, и небольшой караван двинется на Малабар. Нужно бежать, пока будут отсутствовать сыновья хозяина...

В полдень, когда озабоченный этими мыслями Джеймс работал в поле, к нему подошел Аччху.

— Эй, джаван! Моя жена слыхала твой разговор с таккой. Хочешь ты остаться в нашей деревне? Да говори правду — ты спас моего сына, которого мы с женой ждали целых десять лет.

Джеймс успел хорошо узнать Аччху. Это был верный и честный человек, которому можно было довериться.