Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт - [5]

Прошел месяц, а Яхин-Боаз не возвращался. БоазЯхин открыл ящик, где хранилась карта карт. Ее там не было. В ящике вместо нее лежали купчая на дом и банковская книжка. Дом и сбережения передавались жене Яхин-Боаза. Половину средств со счета сняли. В ящике лежала записка:

Ушел искать льва.

– О чем это он? – спросила жена Яхин-Боаза. – Он что, свихнулся? Львов найти невозможно.

– Он ищет льва не такого облика, – сказал БоазЯхин, показывая на дверной упор. – Он о чем-то ином. И он забрал карту, которую обещал отдать мне.

– Он половину наших сбережений забрал, – сказала его мать.

– Если мы до сих пор жили, не тратя их, – ответил Боаз-Яхин, – сможем прожить и без той половины, какую он взял.

Боаз-Яхин и его мать взяли дело в свои руки, и те часы, когда Боаз-Яхин не ходил в школу, он продавал карты в лавке и поручал особые заказы землемерам, тем, кто собирал данные, и чертежникам. Как и его отец, он постепенно узнал о том многом, что ищут люди, и о тех местах, где это можно отыскать. Часто думал он о карте карт, которую ему обещали.

Как старик, сижу я в лавке, продавая людям карты, чтобы помочь им отыскать всякое, размышлял БоазЯхин, потому что мой отец забрал мою карту себе и сбежал отыскивать по ней новую жизнь. Мальчик стал стариком, а старик стал мальчиком.

Из ящика письменного стола Боаз-Яхин вытащил свой старый набросок карты и вновь принялся над ним трудиться. Он говорил со сборщиками данных и землемерами, а в блокнот себе заносил все, что б ни показалось ему полезным. Обходил улицы и переулки своего городка поздно ночью и рано утром. Все больше и больше постигал он то, чего ищут люди и где они это находят. Боаз-Яхин прилежно работал над своей картой, но та оставалась пустой и невнятной, если сравнивать с той, какую показал ему отец. Линии у него получались смазанные и кривые, им недоставало узора разумной цели.

У маршрутов, изображенных на карте его отца, имелись такие ясность и логика, от каких потуги Боаз-Яхина казались ему убогими. Он не был уверен в том, чего искать, и мало верил в собственную способность что-нибудь найти. Одному землемеру он поведал о своих затруднениях.

– Долгие годы я визировал, вымерял и привязывал тот пункт или иной к лицу земли, – сказал землемер, – а когда возвращался в те же места, обнаруживал, что мои вешки выдернуты, а межи колеблются и теряют точность. Я визирую, вымеряю и вновь вкапываю вешки, зная, что их снова выдернут. И теряются не только вешки и межи – то же нужно знать о картах, и я сообщу тебе такое, за постижение чего я заплатил многими годами: все найденное обязательно потеряется вновь, а ничего из найденного вновь никогда не потеряется. Ты это способен понять? Ты еще мальчишка, поэтому, может, и нет. Ты в силах такое понять?

Боаз-Яхин поразмыслил над словами землемера. Слова-то он понимал, но их смысл в него не проник, потому что их смысл не отвечал в нем ни на один вопрос. У себя в уме увидел он прямоугольник синего неба, окаймленный темными лицами. Почуял в себе рев и безмолвно открыл и закрыл рот.

– Нет, – ответил он.

– Ты еще мальчишка. Постигнешь, – сказал землемер.

А Боаз-Яхин продолжал работать над картой, хоть и без подлинного интереса. Места, куда раньше он намеревался отправиться, и маршруты, какими собирался этих мест достичь, теперь казались ему нелепыми. Чем больше думал Боаз-Яхин об отцовой карте карт, тем больше сознавал, что, когда Яхин-Боаз ее показал ему, сам он не умел судить о ее ценности. Дело было вовсе не в аккуратности или доводке – теперь он видел, что размах и подробности замысла лежали далеко вне его. Эта карта казалась ответом на все, и отец ее у него забрал.

Боаз-Яхин решил отыскать отца и попросить у него карту карт. Он понятия не имел, где мог сейчас оказаться Яхин-Боаз, но и не думал, будто отыскать его можно, пытаясь следовать за ним от городка к городку, от деревни к деревне и через горы и равнины. Ему казалось, что на свете должно быть место, какое ему сперва следует найти, и вот уже в этом месте он будет знать, как продолжать свои поиски.

Он походил в лавке по проходам, минуя и вновь минуя карты в шкафах, карты по стенам. Постоял, глядя на дверной упор с припавшим к земле львом.

– Ушел искать льва, – сказал он. Львов больше нет. Нет больше львиных мест. – Место львов, – произнес он. – Чертеж места львов. Чертог львов. Дворец львов. – В пустыне был дворец львов, о котором он читал. То был чертог, где в своей гробнице лежал последний царь, а на стенах громадного зала в камне были высечены сцены великой царской охоты. Боаз-Яхин посмотрел на карту и увидел, что дворец – возле городка, до которого всего три часа автобусом.

Днем в ту пятницу Боаз-Яхин сказал матери, что на выходные поедет в соседний городок проведать друга. Та ему дала немного денег на дорогу, а когда мать вышла из кабинета в глубине лавки, он взял еще денег из кассы. Сложил в рюкзак кое-какую одежду, взял гитару и свою неоконченную карту, отправился на автовокзал и купил билет в один конец.

В автобусе ехали мальчишки и девчонки его лет, смеялись, болтали, ели взятую в дорогу снедь, обжимались. Боаз-Яхин отвернулся от них. У него была девушка, с которой он ни разу не предался любви. Он с ней не попрощался. Теперь рядом сидел какой-то толстяк, от которого пахло лосьоном для бритья. На выезде из города Боаз-Яхин бросил взгляд на проплывающие за окном бензоколонки и лачуги, крытые гофрированной жестью. За городом он наблюдал за сухой бурой землей, тощими холмами, мелькающими телефонными столбами. Порой стояли и ждали люди с дешевыми чемоданами. Однажды автобус затормозил, пропуская через дорогу отару овец. Небо темнело, покуда в окне ему не стало видно только собственное лицо.