Летят сквозь годы - [20]

— Лелечка! — закричала Катя. — Ты жива? Девушки, кто живые? Подъем!

А сама упала рядом с Лелей на колени. Леля повернула залепленное кровью и землей лицо, приподнялась и вместе с Катей подняла безжизненное тело мальчика.

— Что за мальчик? — спрашивала Катя.

— Мы на дороге его подобрали… Возле убитой матери. Когда машину нашу стали обстреливать, я вместе с ним спрыгнула и побежала. И вот не уберегла… У, гады! За все, за все нам ответите! — Леля потрясла кулаком в направлении удалявшихся «мессеров».

— Девчата, нельзя терять ни минуты, — встрепенулась Катя. — Враг движется быстро. Машина ваша сгорела. До аэродрома осталось километров восемь… Идите пешком. А то к вечеру мы вылетаем на новую точку. У меня в кабине штурман. Могу взять еще одного человека.

— Евполова, полетите вы! — распорядилась комиссар эскадрильи Карпунина. И тихо добавила: — Ей больше всех досталось… с парнишкой. Она еле на ногах держится. А мы — пошли!

Девушки быстро зашагали по указанной Пискаревой дороге. Катя прилетела на аэродром и доложила обо всем командиру полка.

После доклада к Кате подскочила Таня, обняла ее за плечи, растрепала слипшиеся от пота и копоти белокурые волосы, сказала:

— На, Пискарь, затянись. Давно не курила, правда?

У Тани уже была скручена в палец толщиной махорочная цигарка. Наготове держала она и спичку.

* * *

Станица Воровское вся в садах. Деревья были усыпаны крупными розовобокими абрикосами. Хозяйки наперебой зазывали летчиц в сад, в хату, расстилали, как для самых дорогих гостей, расшитые рушники, угощали. Абрикосы приносили корзинами, ведрами. Да не лезла в горло сочная, сладкая мякоть.

— Если совесть у нас есть, Верочка, то не может быть аппетита, — невесело говорила Таня. И тут же заставляла Веру обязательно съесть абрикос или яблоко: — Налегай на витамины, штурман. Витамины обостряют зрение.

— И откуда ты все знаешь?

— Что «все»?

— Ну про витамины…

— Э, штурман! Я же училась на кондитера, ты что, забыла?

Вере хватало подобного объяснения. А Таня задумывалась: сама удивлялась, что была у нее когда-то столь мирная профессия. Вот Катя и Леля рассказывали об убитом мальчике, и он, никогда не виденный, представлялся живо, как сестренка Верушка… Маленький — Верушка-то уже выросла, — беспомощный, около убитой матери. Девочки правильно сделали, что взяли его с собой. Леля своим телом его прикрывала… Разве виновата, что не уберегла?! Одна пуля в висок. «Прямо между пальцев прошла», — показывала Леля свои вздрагивающие руки. Убит маленький мальчик. Убита его мать. Все равно как если бы ее, Танина, мать была убита, бессильная и безоружная…

Таня любила летное дело, потому что оно умножало человеческие силы, расширяло границы их применения. Сейчас все силы — на разгром врага. Специфика действия ночных бомбардировщиков не всех сводила с врагом с глазу на глаз, как Катю Пискареву и девушек-техников с разбитой машины. Но все стремились сделать как можно больше боевых вылетов, чтобы нанести как можно больше смертоносных ударов по захватчикам.

Во время отступления, когда не было данных о линии боевого соприкосновения, летчицы бомбардировочного полка часто вылетали на разведку.

Катя Пискарева стала прямо-таки одержимой. Она говорила, будто бы шутя, что научилась вести разведку и с земли, и с воздуха, но что ее тянет к матушке-земле и она не стесняется для проверки собранных данных лишний раз приземлиться. Приземления у нее случались подчас удивительные.

Послали Катю доставить пакет с важным донесением в штаб дивизии. Катя прилетела в назначенный пункт и, чтобы побыстрее добраться до штаба, села на западной окраине деревни прямо на улице. Не успела она сделать и нескольких шагов от самолета, как увидела мчащиеся танки. Раздумывать и проверять, чьи это танки, не было времени; вроде свои, раз в деревне размещается штаб дивизии… Но почему они мчатся во весь опор к самолету?! Катя повернулась и тоже бросилась к самолету. Штурман Рая Аронова выпрыгнула из кабины, приготовилась к запуску мотора. Катя — в самолет, завертела ручку магнето. Запустился мотор с пол-оборота. И это спасло их. Штурман почти на ходу забралась в кабину. Катя взлетела. Вслед самолету понеслись выстрелы — танки оказались фашистскими.

Катя не растерялась, подсчитала их, заметила, с какого направления прибывают, и, возвратившись в полк, обо всем увиденном доложила.

— Очень ты верткая, Пискарь. За тобой не угнаться, — говорили ей подруги. — Не в разведку тебя посылали, а ты разведданные привезла.

— Эх, нам бы с Верой по этим твоим танкам шарахнуть! — вставила Таня. Ее желание вполне могло осуществиться: ночники то и дело получали задания бомбить скопления вражеской техники.

А Пискарева попала, как она невесело шутила, «в полосу дневной работенки в качестве извозчика». Поручили Кате отвезти врача дивизии на другой аэродром. Полетела. Под самолетом — голая равнина, ни овражка, ни лесочка, где бы можно было спрятаться в случае появления вражеских истребителей. Пискарева летела бреющим так низко, чтобы только колесами не зацепиться. И все же «мессер» углядел. Спикировал и дал очередь. Катя метнулась в сторону. Очередь прошла мимо. Истребитель взмыл вверх, разворачиваясь на второй заход. Катя, как говорится, прямо перед собой посадила самолет и в конце пробега выскочила на крыло.