Летописец 2 - [60]

— То есть ты хочешь сказать? — так же шепотом спросил я.

— Ну, ты меня понял, — сказала Алура. — Кстати, как любовник он так себе, а хвалился-то как. Трепло. Попрыгал чуток и на боковую.

«Я убью его!» — мысленно пообещал я себе.

Мы вышли из комнаты старца и прогулялись до выхода в главный зал со статуей и алтарем. Там толпились пленницы, которые словно бедные овечки ждали команды пастухов, однако ни Гордея, ни Родима я не заметил. И куда же делись мои неожиданные соратники? Предчувствуя недоброе, я снова спустился в подвал, где произошла битва и, замерев как в прошлый раз возле двери, прислушался к разговору богатырей.

— Гордя, пойми наконец, нельзя нам так поступать. Он тебе жизнь спас, а ты его хочешь под нож пустить, — убеждал Родя.

— Если бы ты меня по затылку не тюкнул, я бы его давно приголубил.

— Дурак ты Гордя, я тебя от смерти спас. Ты этого не видел, а он назад мечом ткнул, и в прыжке клинком взмахнул. Ежели бы ты на него напал, он бы тебя на острие надел и голову отчекрыжил.

— Не отчекрыжил бы, — уверенно заявил Гордя. — Родим, ты же знаешь, что не могу я приказ князя не исполнить. Меня же на весь Озерск ославят, мол, не держит слово. Мы обещались дочку барона доставить? Обещались. А то что она с пузом, так об этом разговора не было. Пущай князь сам решает, как с невестой поступить. Наше дело маленькое. А разве рыцарь отдаст нам дочку барона? Не отдаст. Значит что? Надобно его приголубить.

— А тех девок, что из темницы вынули? — спросил Родя.

— Так я ворота храма на засов закрыл, так что никуда не денутся.

— Но ведь они видели нас, — пробасил «шкаф».

— Так бабу удавить, дело нехитрое, — рассуждал Гордя.

— Погодь, ты что хочешь их под нож пустить? — удивился Родя.

— Да какая польза с этих баб? Один вред. Они-то нас видели, значит, растрезвонят на всю округу, что мы тут куролесили, а так молчать будут.

— Так они же почти все на сносях?

— Хм, нам проще, бегать не будут, — хмыкнул Гордя.

— Ты дурак? Как можно бабу с пузом рубить? Она же Матери богов служит, как и ты, — удивленно воскликнул Родя.

— Я в первую очередь князю служу, а в храм по велению мамки хожу.

— А что же ты тогда ерепенился, когда старец тебе предложил Громодору служить? — пробасил «шкаф».

— Так ему челом бить придется, а Матерь богов не гордая, ей мои поклоны ни к чему. Я и в храм хожу только по праздникам, потому что мамка говорит.

— Ох, и дурак же ты Гордя, — вздохнул Родя. — Баб давить не позволю.

— Так я их клинком рыцаря рубану, — усмехнулся Гордя. — Ты вот что, Родя, сходи опять вниз, поторопи его что ли, а то рассвет скоро, а нам оруженосца сюда тащить и тела раскладывать, как будто их этот рыцарь убил.

— Гордя, не по совести это, — снова произнес Родя и шагнул к другу.

— Эй, даже не думай, — выставив меч, предупредил Гордя. — Этому рыцарю только того и надо, чтобы мы с тобой сцепились. Родя, мы же с тобой скольких под нож пустили, и не сосчитать. Так чего же ты из-за какого-то старика так ерепенишься? Или это из-за баб? Так ты выйди, я сам их порешу.

— Не по совести это, — снова пробасил Родя.

— Да что ты все заладил: «не по совести». А коли князь прикажет жинку твою удавить за то, что ты его наказ не исполнил? Что тогда?

— Да кто же решится? — удивился Родя.

— Да хоть Данька, — привел пример Гордей.

— А Данька тут при чем? Он же сейчас на границе.

— Ох, Родя, не доводи меня до дела темного, — предупредил Гордя. — Мы же с тобой не разлей вода. Ты щит, я меч и никто нас не может одолеть.

— Дурак ты Гордя. Мы с тобой многих в сырую землю уложили, но то людишки были разные. Гниль сплошная. А помнишь, я бабу на сносях отпустил?

— А то, — усмехнулся Гордя. — Ты отпустил, а я вернулся и в нужнике ее утопил. А позволил бы мне ее мечом приголубить, и она бы так не мучилась.

— Да как же можно? — возмутился Родя.

— Так то наказ князя, никого из рода Лирских не оставлять. Он сказал, а я услышал. И исполнил что должно. А сейчас нам должно рыцаря тут оставить…

— Злыдень ты, Гордя, — тяжело вздохнул Родим и замахнулся мечом.

Более опытный мечник отклонился с траектории удара и сильным диагональным ударом снизу вверх распорол кольчугу и тело Роди от селезенки к правому плечу. Высокий широкоплечий мужчина тяжело вздохнул и, уронив меч, медленно опустился на колени. Гордя замахнулся и проворчал:

— Эх, Родя, Родя, что же ты наделал…

Я слушал их диалог и никак не мог понять, что же делать? Теоретически надо убить Гордея, так как он ведущий и Родя выполняет все, что он говорит. Однако если я нападу на одного, то сработает заложенный рефлекс — помогать соратнику, а драться с обоими мне совершенно не хотелось. Самого Родима в поединке на мечах я смогу одолеть, но обоих сразу как-то сомнительно. То что один ранил другого, мне пошло на пользу, так как я ждал именно этого момента.

Когда Гордя замахнулся, чтобы отрубить голову Роде, я ускорился и, пробежав десяток метров в одно мгновение, подставил «меч-кладенец» под клинок. Гордей отпрыгнул и посмотрел на запертую дверь, ведущую к камерам. Увидев, что она не открывалась, он округлил глаза и прошептал: «Колдун».

— Говоришь на тебе долг жизни? Хорошо, — усмехнулся я. — Раз уж она принадлежит мне, я ее забираю.