Летописец 2 - [32]

Шрифт
Интервал

— Что совсем не заходят? — спросил я. После его утвердительного кивка, я спросил: — А как давно ты тут сидишь?

— Дак прошлой весной отослали. Я летом ваннов семь раз принял, зимой домой вернулся. Погулял малек в городке на ярмарке, а князю шепнули, так мол, и так, Данька опять бедокурит и девкам прохода не дает. А я с Манькой гулял, а потом моя жинка одной дивчине в косы вцепилась, и мне но загривку настучала, мол, я ее позорю тем что на других баб засматриваюсь. А я что? Только одним глазком глянул и за это схлопотал. Манька у меня баба-гром.

— А князь за что тебя опять на границу отправил? — уточнил я.

— Дак Манька за косу дочку княжескую таскала. Илька от первой княжеской жинки. Девица на выданье. Я когда дворец сторожил, тогда эту егозу заприметил. Она мелкой была, а сейчас округлилась.

— Так ты и ее «округлил»? — воскликнул я.

— Не-а, не успел. Илька на ярмарку из терема сбежала, а чтобы не узнали, платье служанки надела. Вот и допрыгалась! Манька ее за косы потаскала и мне по загривку настучала, — повторился Данька.

Что-то слишком подозрительный этот ловелас. Вроде умный и образованный человек, а изображает какого-то деревенского балбеса. Может, вживается в образ рубахи парня? Хотя когда он рассказывал историю похождений в городе, ни разу не солгал. И ведь искренне верит в то, что он не виноват.

— Данька, а почему ты назвал дочку барона знойной?

— Дак она такая горячая штучка, что я чуть кипятком писать не стал. Ну, думаю, развлекусь от души, а тут нате вам, выкуси, — сморщился богатырь.

— А что так? — приблизительно понимая о чем ведет речь Данька.

Когда летом в каменный круг древнего портала попала красивая беглянка из Бездны, многие мужчины, в том числе и я, глядя на похотливую невольницу, начали пускать слюни. Во избежание осложнений я предложил ей поставить на интимное место волшебную «печать невинности», чтобы никто из мужчин не смог заняться с ней любовью. Хранителем целомудрия мы назначили воительницу Баратию, так что ключик от «райских кущ» имелся только у нее.

— Дак не получилось у меня ничего, а дочка барона ножкой топала и на амазонку кричала, но та ни в какую. Пришлось мне не солоно хлебавши плестись под бочок Саньки. А та только рада, — поведал печальную историю Данька.

— А как же тогда князь на ней женился? — спросил я.

— Дак бают, потому и женился, чтобы ключик на свадьбу получить. Ох, она его и промурыжила, — с усмешкой сказал богатырь. — Знойная штучка.

— Так куда же делась амазонка? — уточнил я. — Неужели до сих пор с молодой княжной сидит?

— Дак кто ж ее знает, об ней народ ни словом не обмолвился. Вот до Озерска доедешь и сам все узнаешь, — пожал плечами Данька. — А хочешь, вместе поедем. Я тебе в городе рыцарское седло отдам. Мне-то оно без надобности.

— А когда ты собираешься? — для приличия спросил я, а мысленно придумывал причины, чтобы избавиться от такого хитроумного попутчика.

— Я хоть завтра могу сняться, но князь сказал до морозов сидеть.

— Но я же не могу так долго ждать, — вздохнул я с облегчением.

— Ты вот что, Мих-Костóнтис, как в Озерск приедешь, передай моей Маньке весточку, так мол, и так, жду встречи с моей ненаглядной. А я письмецо чиркну.

— А разве гонцов у вас не бывает? — спросил я.

— Дак наш гонец под местной селянкой оказался, а тут муж пришел.

— Неужели у вас на заставе все такие любвеобильные? — усмехнулся я.

— Дак скучно, — пожал плечами Данька. — Воевода вон моего Яську хотел в город отослать, но я не дал. Я ж в секрете только с ним нормально сижу. Он меня былинами да сказками тешит, а я ему науку богатырскую.

— Упал-отжался? — не удержался от шутки я.

— И так тоже, но мы пока стрелять учимся, а то раньше он из самострела с пяти шагов мазал, — тяжело вздохнул Данька.

— А сейчас белку в глаз бьет? — уточнил я.

— Дак куда ему! Нам бы хотя бы с полусотни шагов в щит попасть, а на белку он не скоро пойдет, — усмехнулся богатырь. — А сам стрельбе обучен?

— Ну, я по большей части мечом люблю помахать, но с сотни шагов в щит попаду, если пристреляюсь из арбалета. У каждого есть индивидуальные особенности, — сказал я и задумался, а с каких это пор я числюсь стрелком? Хотя на Земле я вполне прилично стрелял из карабина, но арбалет и огнестрельное оружие не совсем одно и то же.

— Яська, дай сюда самострел, — крикнул Данька. После того, как стрелок выполнил распоряжение наставника, бугай выстрелил в дерево расположенное приблизительно в сотне шагов от нас, после передал мне странный агрегат и сказал: — Вон там мой болт видишь?

Я присмотрелся и кивнул. После натянул тетиву руками и понял, что до настоящего арбалета этот примитивный самострел пока не дорос — дуги у него были сделаны не из стали, а из обычного дерева. Значит сила натяжения маленькая и стреляет он недалеко. Придется поднимать угол градусов на тридцать или сорок. Первый болт слегка не долетел до дерева. Второй угодил в крону, а вот третий попал почти туда, куда надо. Если бы я стрелял в щит, то болт бы воткнулся ближе к нижней кромке. Конечно не в яблочко, но думаю, за несколько выстрелов я смогу найти правильный угол наклона.

— Как-то так, — произнес я и передал самострел Яське.


Еще от автора Егор Буров
Летописец

Писатель-фантаст Михаил Евгеньев начал видеть странные сны. В них он смотрел глазами чародея Костóнтиса на другой мир, где существовала магия. Михаил не мог влиять на поступки мага, которого сослали из столицы империи на край света. Писатель просто ложился спать в Москве и наблюдал за бытом жителей иной планеты, набираясь новых впечатлений, чтобы днем продолжить написание очередного романа в стиле фэнтези. Но в один из дней маг Костóнтис встретил давнюю знакомую и для Михаила все переменилось…


Рекомендуем почитать
Хроники гномки, или путь целителя

Быть целителем — престижно. Стоит возложить руки на раненого героя — и вот он уже здоров, а тебе воздают почести и славу. Так представляла свою профессию молодая гномка, отправляясь на учебу в столицу. Однако, реальная практика на скорой помощи оказывается совсем не такой романтичной: пьяные бродяги, драки гномов, маги с психозами, бунтующая эльфийская молодежь, и всё это — в режиме постоянного аврала, а начальник — настоящий зверь!


Завет тьмы

Мир постоянно содрогался во множестве войн. Не имело значения, каким именно был повод: будь то нерешенный спор или же давно поглотившая разум злоба и месть, деление плодородных и богатых территорий или же многовековой конфликт между парой крупнейших государств. Даже боги и древние расы, что некогда населяли мир до людей, погрязли в пучинах сражения… Войны были всегда, сколько помнил себя мир со своего сотворения… Тогда сможет ли он преодолеть этот нерушимый и давно установленный закон? Обладая невероятной силой и волей, но не имея желания проливать чужую кровь… Обладая возможностью взять в свои руки пол мира, но не имея желания править… Сможет ли он, что не жаждет ни огромной власти, ни чарующей славы, ни несметных богатств, уйти от упрямой судьбы, что следует за ним по пятам?


Кровь мага

Юрос и Антиопия разделены непроходимыми морями. Но раз в двенадцать лет, во время Лунного Прилива, вода опускается и открывается мост Левиафана, соединяющий восток с западом на короткие два года. Этого времени хватит, чтобы боевые маги Юроса навсегда поработили мир Антиопии. Но в этом плане появляются непредвиденные обстоятельства – трое эмигрантов из Антиопии, оказавшиеся в самом сердце Юроса. Они – единственное спасение для своего края и гибель для захватчиков. Грядет новый священный поход. Император Юроса собирает все силы, ненависть и подлость в армии боевых магов.


Ищейка Старьбога

Не в добрый час столкнулись рассказчик и его друг Серега Трехтонник с какой-то городской сумасшедшей… которая оказалась ищейкой Старьбога.


Если муж - оборотень

Он отчаянно не хочет верить в пророчество, говорящее, что Она предназначена ему судьбой, его истинная пара. Она отчаянно в Него влюблена, но страшится той опасности, что таится в Его волчьих глазах.


Тень последней луны

Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.