Лето в маленькой пекарне - [33]

– И-ип! – пискнул Нил.

– Ох, ну да, – пробормотал Хакл и сел на пол рядом с ними обоими. Сквозь окна маяка падал золотистый вечерний свет. – Что ж, такую ситуацию вы, англичане, называете пиковой.

На следующее утро, приготовив тесто на день, Полли пошла прогуляться. Ей хотелось размяться, стряхнуть с себя всю эту путаницу и злость; она знала, что прогулка нередко помогает прояснить мысли, это как разглядеть тропку в темном лесу, и надеялась, что так и произойдет сегодня, ведь она полночи ворочалась без сна, чувствуя себя абсолютно беспомощной, до тех пор пока Хакл, которому это изрядно надоело, не повернул ее к себе и не приказал:

– Послушай, прекрати, это же просто глупо. Засыпай немедленно!

И как ни странно, от его слов Полли расслабилась и наконец крепко уснула.

Наступил яркий ветреный день, по небу неслись легкие серые облачка, но дождя ничто не предвещало. Полли никогда не интересовалась прогнозами погоды. На них просто нельзя было полагаться на этом маленьком каменистом клочке суши между Корнуоллом и Францией. Конечно, дальше, на воде, было и холоднее, и ветренее. Однако островитянам часто удавалось избежать сильного дождя, льющего на поля и невысокие холмы Корнуолла; небо над материком могло быть затянуто плотными тучами, а над Полберном сияло солнце, и казалось, что маленький почти-остров вообще не связан с реальным миром.

Полли пошла в сторону берега. Через пару часов начнется прилив и дамбу затопит, поэтому удастся сделать всего один круг, ну, может быть, два, если захочется. Но склон над берегом был довольно крутым, так что она, по крайней мере, разомнет ноги.

Нил отправился с ней, весело перескакивал с камня на камень, иногда взлетал, чирикая, потом снова опускался на землю, иногда садился хозяйке на плечо.

– Ты ужасно ленивый, – пожурила Полли тупика, нежно поглаживая его перышки.

Что делать? Что делать? Мысль о том, что ей не придется каждое утро растапливать ее изумительную дровяную плиту, вызывала у Полли грусть. Да, конечно, она сможет спать дольше, но это было слабым утешением для человека, теряющего единственную любимую работу. В городке уже не будет ранним утром божественно пахнуть свежим хлебом – хлебом с аппетитной корочкой, которая так приятно хрустит, когда добираешься до мягкой и нежной середины.

Когда после ночного лова в пекарню приходили рыбаки с застывшими от холода пальцами, покрасневшими оттого, что они выкладывали рыбу в лед на пристани, Полли по-настоящему наслаждалась, вкладывая в их руки теплые булочки и горячие стаканчики с кофе, и она видела благодарность на их лицах. Будет ли все так же, когда в нежных крошках перестанет таять свежее, дорогое соленое масло? Когда резиновый хлеб, закупаемый большими партиями, напичканный консервантами, эмульгаторами, красителями и прочим, начнет безжизненно прилипать к нёбу безвкусной серой массой? Может ли все быть по-прежнему?

Наверное, следует позвонить Джанет, подумала Полли. Но вспомнила, как та смотрела на своих сыновей на похоронах Джиллиан, с какой гордостью говорила о Малкольме как о «бизнесмене» и тот факт, что она никогда, ни разу не приезжала в Маунт-Полберн, чтобы навестить сестру, ни разу не возвращалась в город, где родилась, – по крайней мере все то время, что Полли прожила здесь. Джанет явно ничуть не интересовалась тем, что производят в пекарне или как она функционирует, лишь бы предприятие приносило прибыль в дополнение к скудной пенсии. И заодно, как подозревала Полли, обеспечивало хоть какое-то полезное занятие для Малкольма.

Она перелезла через камни и выбралась на пляж. Остов танкера, потерпевшего крушение в прошлом году – в том же самом шторме, что унес жизнь Тарни и уничтожил большую часть рыболовного флота, – ржавел на прежнем месте. Кое-кто поговаривал, что эта развалина – настоящее бельмо на глазу, что ее необходимо разрезать на части и вывезти (как был вывезен весь груз с танкера, включая пятнадцать тысяч резиновых утят). Но он также служил чем-то вроде аттракциона для туристов – люди приезжали издалека, чтобы посмотреть на него, а многие любители дайвинга специально выбирались сюда на выходные, чтобы поплавать вокруг подводной части корпуса, несмотря на то что это считалось чрезвычайно опасным и безрассудным.

Полли села на камень, достала из сумки термос с кофе и бумажный пакет со слоеным пирожным и с содроганием посмотрела на останки танкера. Но в общем ей они нравились, на свой лад. Она понимала, что эти железяки довольно уродливы, как будто здесь кое-как набросали части конструктора «Меккано», – но что-то в ржавом корпусе и в том, как он жалобно торчал из воды под углом, вызвало в ней размышления и легкую меланхолию. Остов уже начинал восприниматься как часть Маунт-Полберна – верхушка айсберга среди множества обломков, покоившихся под водой. Он напоминал великана, который был привлечен красотой берегов, а потом заплутал среди скал и смертоносных бухт и остался здесь навеки.

Нил прыгал вокруг Полли, стараясь заглянуть в бумажный пакет. Полли наблюдала за тем, как он тыкался клювом в бумагу, исследуя пакет, будто настоящий эксперт, и пытаясь добраться до его содержимого.