Лето в маленькой пекарне - [32]

Он показал свою личную ленту новостей. Она почти целиком была посвящена историям о «Формуле-1».

– Неужели кто-то выходит из дому, чтобы купить эти скучные старые газеты?

– Я, – сказала Полли.

– Ну все равно это вряд ли будет громкая статья, которая привлечет внимание многих, так? – упорствовал Малкольм. – Какая-нибудь модная чепуха для пятерки идиотов в Лондоне. Пользы в том никакой.

– Но мы можем выставить эту газету в окне, – предположила Полли. – И люди увидят ее, и остановятся, и зайдут…

Она вдруг размечталась о далеких любителях вкусной еды, о том, как они восторгаются ее хлебом с оливками, умоляют продать секрет ее закваски… Она знала, что у Пойлана, знаменитого парижского пекаря, есть клиенты, которые посылают за его буханочками личный самолет. Конечно, на такую славу можно не рассчитывать. Но как же это здорово, когда про тебя пишут в газете!

– А я думаю, что публикация принесет нам небывалый успех, – храбро заявила она. – Ведь… разве это не отличный маркетинг? А маркетинг очень важен, как вы считаете?

Малкольм фыркнул:

– Да, замечательно. Они могут приезжать и фотографировать все, что захотят. Может, вы даже слегка приведете себя в порядок? Не помешает чуть-чуть помады, а, милая? Возможно, стоит надеть короткую юбочку.

Полли нахмурилась:

– Я не ношу коротких юбок.

– Ну да, – задумчиво произнес Малкольм, быстро окидывая ее взглядом с головы до ног. – Вероятно, это и к лучшему.

Полли молча обслужила следующего покупателя и стиснула кулаки.

– В любом случае договорились, – решил Малкольм, кладя на ее стол пачку грязноватых бумаг.

– О чем договорились? – спросила Полли, со звоном закрывая кассу и оборачиваясь.

– Со следующего понедельника, – сообщил Малкольм, – все будет поставляться централизованно. Одна поставка в неделю. С фабрики, как вы это называете. Вы продаете товар, не забываете о помаде – и мы очень быстро сделаем это местечко доходным. Я еще прихвачу на обратном пути пару этих ваших булочек.

Хакл пытался сообразить, как остановить слезы Полли. Едва ей удавалось справиться с ними, как на нее накатывала новая волна, и она снова захлебывалась плачем.

– И… и та газета… они приедут ко мне… а я буду подавать какие-то идиотские сэндвичи с окороком и ананасами на БЕЛОМ ЛИПКОМ ХЛЕБЕ! И все надо мной посмеются!

– Тише, тише, – успокаивал ее Хакл. – Никто не читает газет.

– Вот только не надо! – Она снова содрогнулась всем телом. – И всего раз в неделю! Как это можно поставлять хлеб РАЗ В НЕДЕЛЮ? На что он будет похож? Да он будет хуже, чем у миссис Мэнс!

– Тише, тише! Ты можешь просто продавать свою контрабанду на сторону, ты ведь так и делала, когда мы познакомились.

– Не могу! – рыдала Полли. – Не могу, потому что тогда у меня не было ипотеки! У меня не было работы! У меня ничего не было, я просто выживала! Но я не могу делать это снова! Я банкрот! Если мы потеряем наш маяк…

Хакл поглаживал ее по спине.

– Мы не потеряем маяк. Я могу в одну минуту найти работу.

– Да, но не такую, чтобы каждый вечер бывать дома, готовить и играть с Нилом! – возразила Полли. – Скорее всего, тебе придется носить галстук и поселиться на материке, так?

Хакл пожал плечами, признавая, что трудности возникнут.

– Вероятно, – кивнул он.

– О боже, да это вообще может быть работа в Америке!

– Нет, – сказал Хакл. – Это будет работа там, где будем мы.

– Но я хочу быть здесь! Я хочу быть здесь, в моей пекарне! Я не могу начать все сначала! Просто не могу!

– Ты справишься, – заявил Хакл, хотя оба понимали, что это невозможно.

– Я не могу! – повторила Полли. – Малкольм и Джанет просто выгонят меня из города. Они так и сделают. Они, пожалуй, потребуют от муниципального совета, чтобы меня закрыли! Они постараются, чтобы я не смогла арендовать другое помещение… Да я и не сумею! Ты можешь представить, чтобы я взяла ссуду на бизнес? Мол, хочу открыть пекарню в городке для восьми сотен жителей, а здесь уже есть две пекарни. И все это происходит на острове. Меня уволят, я стану банкротом, и на мне будет висеть нелепо завышенная ипотека, потому что я живу в дурацком маяке!

– Мне кажется, ты слишком сосредоточиваешься на негативе, – осторожно произнес Хакл.

Нил бросил клевать бумажные полотенца, вразвалочку приблизился и потерся о ногу Полли.

– Покажи мне позитивное, Хакл! Пожалуйста, скажи, что это, и я постараюсь на нем сосредоточиться!

Полли села на пол и закрыла лицо ладонями. Она была воплощением отчаяния, и у Хакла болело за нее сердце; она казалась безутешным ребенком.

– Тише, тише, – сказал он. – Положительное… ну, может быть, есть нечто старомодное в сэндвичах из белого хлеба? Ты можешь это назвать… не знаю… «Матушкина гордость».

Полли не подняла головы.

– Или, может быть, – продолжил Хакл, – ты будешь не против того, чтобы каждое утро вставать ни свет ни заря и каждый день печь, печь…

Полли в ужасе уставилась на него:

– Но я именно этим должна заниматься! Это все, что я хочу делать! Я люблю это!

Хакл обнял ее.

– Мы найдем местечко, чтобы этим заниматься, – сказал он, – земля-то велика.

– Я не хочу уезжать отсюда!

– Не глупи, – нахмурился Хакл. – Мы вместе, мы можем отправиться, куда захотим, – что тут может быть плохого?