Лето радужных надежд - [45]

Горло Степы схватило стыдом. Он тоже помнил. Мама сказала: «Даже не думай. Нам от него ничего не надо. Он уехал за лучшей жизнью. Найдет себе работу повыгодней, найдет новую жену – поумнее меня, потом новых сыновей себе сделает. Он от нас отказался. Не бери у него ничего, даже пальцем не трогай». И не то чтобы Степа всегда был послушным мальчиком… Но тогда оказалось, что ему надо выбирать: или – или. Нужно было занять чью-то сторону. Или ты с мамой, или с отцом, третьего не дано, так оно ощущалось.

Он всегда твердо знал, что отец от него отказался, и вдруг вспомнил, что в тот первый год после развода отец приезжал очень часто – может быть, действительно раз в неделю – маячил за окнами, как чужак, которого не пускают в дом.

«То есть это, то есть получается, я тоже от него отказался?»

– Мм-м… – начал Степа, – это, ну…

– Естественно, ты был мал и ничего не помнишь, – махнул рукой Соловей-старший. – А еще был смешной случай с двумя кило бельгийских конфет…

– Я как бы помню, – перебил его Степа. – Извини, – он практически выдавил из себя это «извини» и сразу растерялся: – В смысле, не за то извини, что помню, а… Угу. Да.

Отец остановился и взглянул на Степу удивленно, обезоруженно.

Повисла звонкая пауза, кажется, все были сконфужены, даже Майя.

– Капучино сделаете? – крикнул отец скользнувшему мимо официанту, потом развернулся к Степе и ба: – А вы что-нибудь будете?

Разговор с официантом, рассматривание меню, заказ – это дало Степе передышку минут на пять, за которые он пришел в норму. Похоже, не только он.

– Так вот, возвращаясь к занимательной теме вложений, – весело сказал Соловей-старший, – если придет день, когда Степе понадобится, а у меня как раз заваляется лишний мильон рупий – да пожалуйста!

– Какое совпадение, – сказала ба, – Степе именно сейчас нужны деньги.

– Оу. День наступил, – хмыкнул отец.

– Нет, Даня, если тебе средства не позволяют…

– Спокойно! О какой сумме речь, собственно?

Они оба развернулись к Степе. Ба пожала плечами: мол, я свою партию разыграла, решай дальше сам. Отец смотрел выжидательно и без насмешки, словно обсуждал с равным, с партнером обычный деловой вопрос.

– Мне…

«Мне ничего не надо», – чуть было не сказал по привычке Степа, но затормозил. А почему нет? Никто не назовет это подачкой. Это деньги для дела, йухты-пухты! Для стоящего дела, между прочим.

– Мне бы хотелось взять, угу, взять в долг, да… – медленно начал Степа.

Через десять минут отец знал его ситуацию. Через десять с половиной – согласился, что семьдесят процентов отдать – много. Он спросил, сколько Степа хочет? Сколько-нибудь. Ну… сто тыщ рублей, жахнул Степа. Не двести? Хм, двести – это… двести это ух, это прямо… Инвесторы собирались вложить миллион в раскрутку, если Степа предложит свои двести тысяч, то… Я тебе дам половину, сказал отец. Полмиллиона.

Он тут же зашел в свой мобильный банк, приложение в телефоне, и отправил Степе на карту пятьдесят тысяч – это раз, а остальное за месяц переведу.

Так, за четверть часа, даже меньше, Степа стал главным владельцем «игры года».

Богдан шагал по городу, словно парил в полуметре над землей. В его отношениях с сыном началась совершенно новая глава – это было ясно, это было точно.

Он собирался уехать в Москву не сегодня, а завтра, в воскресенье, но от приглашения матери провести еще и вечер с семьей уклонился. Во-первых, пребывание в теплой родственной атмосфере не стоило затягивать, а то ведь в какой-то момент теплота может перейти в духоту, мы же этого не хотим, верно? А во-вторых, ему захотелось слегка щелкнуть мамулю по носу: если она сегодня подумает, что может им всецело распоряжаться, то завтра и в самом деле превратится в майн фюрер.

Богдан решил длинным, кружным путем дойти от парка до отеля рядом с вокзалом, где забронировал номер. Деньги были (спасибо фортуне, приведшей к нему Пароходова), можно было не экономить. Тут Богдан вспомнил про Кешу – старого доброго Иннокентия, который месяц назад напоил его дрянным портвейном и приютил, а потом, после внезапного отъезда Богдана, собрал его разбросанные по комнате носки, рубашки и так далее, сложил в чемодан и без единой жалобы доставил Майе. Надо бы… Соловей набрал номер.

– Эй, привет тебе, муж многоумный! Как здоровье, как печень, боярин?

– Печень моя на седьмом небе, уже две недели ничего крепче чая не пью, – сказал Кеша. – А ты где, колоброд-балахвост? Пропал – слова не сказал. Из какой дыры звонишь?

– Из твоей дыры, геродот мой посконный. Из Домска, я в гости заехал. Хочу тебе спасибо сказать за вещички.

– А? Чемодан? Ерунда. Послушай, если ты в Домске, давай повстречаемся, что ли? – предложил Кеша и добавил: – Только извини, пить не буду.

– Не спорю, твоя печень заслужила отдых… Да и моя тоже…

Богдан, раздумывая, почесал за ухом и обнаружил на пальцах кружки конфетти. Он мог бы вполне приятно провести вечер с Кешей, вспоминая старые времена, но после трехчасовых гуляний по парку со Степой и Ко, а особенно после его же, Богдана, нежданной откровенности и… первого? Да что уж там, первого «извини» от взрослого Степы, после того крышесносительного момента, когда он понял, что у него снова есть сын – не формально, не по паспорту, – что Степа шагнул к нему, вот после этого всего его внутренний маятник качнулся в обратную сторону. Сейчас ему не хотелось ни с кем быть близко, ни с кем вести задушевные разговоры.